Миллион миров

Внутри него клокотал гнев, не на Ану, а на всю вселенную, огромная приливная волна невымещенных чувств, пришедшая из глубин океана. Ему хотелось схватить эту девушку, поднять её и встряхнуть, увидеть страх и раскаяние в её глазах, сорвать с неё сиреневое платье, обнажая так сильно влекущую его красоту. И наконец овладеть ей, после столь долгого ожидания, испытать наслаждение и услышать её стоны. Ощутить, как Ана вся в его власти и готова ответить за вину своего рода… Хотя на ней не лежит ни капли этой вины.

Одиссей одним вздохом смирил свою ярость, желание, смятение; его пятисотлетняя воля безжалостно выветрила всю мишуру из тела и головы. Но Ана уже увидела его сверкающий властный взгляд, увидела, как сжались кулаки её Одиссея и гневно отвердело его лицо.

Вокруг них разлилось переливчатое мерцание: «Искатель» влетел в безбрежный космический звездопад. В то место, где они любили друг друга… будут любить… должны.

Ана тихо вскрикнула и рванулась прочь. Колонны с грохотом смыкались за её спиной, половина платформы закрылась белой стеной.

Одиссей мог разбить её и прорваться силой, но он не сделал ни шага. Он отвернулся, смотрел в арочный проём и ждал, когда Ана вернётся, когда она придёт обратно, ведь она не может не вернуться, она должна понять его и прийти. Ведь он видел это в будущем. Что бы ни думала его принцесса, чего бы ни переживала — она поймёт, что он любит её и никогда не причинит ей зла.

Звездопад заполнил всё пространство вокруг платформы, переливы текли, как потоки расплавленного счастья и красоты.

— Одиссей!

Он обернулся. Принцесса стояла в полутьме, и её глаза сверкали решительной нежностью.

— Я поняла! Я вспомнила барельеф на колеснице, и как ты на него смотрел! — воскликнула она. — Тогда, перед полётом на Рассвет, ты увидел его и так разволновался!

Одиссей горько усмехнулся:

— Там изображено, как твой прадедушка убивает моего отца.

Ана порывисто шагнула вперёд, её волосы замерцали:

— Ты знал, кто я такая, но отправился со мной и спас меня. Ты поменялся со мной местами! Когда мог просто ничего не делать, поддаться брату и сестре, хитростью проникнуть внутрь нашей семьи, стать нашим теллари, получить доступ, доверие…. И отомстить.

Её голос сорвался, она пронзительно смотрела на Одиссея:

— Ты сделал выбор не мстить нам, а спасти меня, дочь твоих врагов.

Одиссей молчал, ведь у него и не возникло тогда вопроса, как поступить.

— Ты не виновата в грехах своих предков, — сказал он наконец.

Ана подошла к нему, ей так хотелось выразить нежность, руки девушки взметнулись, отдёрнулись, но всё же коснулись лица Одиссея. От этого прикосновения их обоих словно пронзил электрический ток. Он схватил её, а она прижалась, доверчивая и готовая на всё.

— Спасибо, — говорила Ана, — Не только за меня. За то, что делаешь добро вместо зла.

Он фыркнул, крепко держа её и не собираясь больше отпускать.

— Я постараюсь исправить то, что они совершили, — прошептала она. — Я всё сделаю, чтобы тебе стало лучше…

Фокс зарылся лицом в её пышные, мягкие волосы. Как же давно он хотел сделать это. От запаха и близости её тела кружилась голова.

— Пожалуйста, верь мне, Одиссей!

— Верю, — ответил он и поцеловал её в ждущие губы.

Зверь-страх отступил. Фокс держал в руках прекрасную девушку и целовал её, чувствуя, как восторженно бьётся её сердце, и ему стало легко, как давным-давно не было. И, боги всех миров, кайгарские дьяволы, проклятые смугли и с’харны (кто бы они там ни были), чудища гипера и даже ВУРДАЛ ПОЖИРАТЕЛЬ ПЛАНЕТ — что это был за поцелуй! Как будто сладость лета встретилась с волнением весны; словно двое измученных жаждой припали к роднику воды; как пропавший без вести капитан наконец вернулся на истерзанном корабле на родную планету. В этом поцелуе всё было как надо, и даже больше того.

Зал новорожденной андарской архитектуры медленно сжимался, становился не таким трагичным и тысячелетним, а немного более чутким, роскошным и живым.

— Я желаю, — прошептала Ана пересохшими от волнения губами.

И рядом появилось просторное ложе, потому что она хотела упасть туда вместе с ним. Одиссей снял с девушки платье, вбирая её красоту и руками, и глазами, и всеми чувствами, которые у него были. Они сплелись на кровати, провалились в мягкость покрывал и жар друг друга, и он наконец-то взял свою Ану, снова и снова, сначала нежно, потом сильно и властно, и они содрогнулись от счастья, почувствовав, как стали одним.

— Я люблю тебя.

Было неясно и не важно, кто из них это сказал. Они лежали, не расцепляясь, и смотрели друг другу в глаза.

— Мой выросший принц, — прошептала она. — Пожалуйста, помни, как сильно я тебя люблю. Как сильно я благодарна и как должна была сделать это, потому что ты заслужил. Помни, когда будешь меня ненавидеть.

— Что? — замер Фокс, очнувшись от счастья и с тревогой глядя на совершенную девушку в своих объятиях.

— Одиссей?! — воскликнули сзади.

Ана стояла в дверях в сиреневом платье, и в шоке смотрела на двоих обнажённых посреди звездопада. Она поняла и вернулась, но слишком поздно: будущее уже произошло.