Миллион миров

Шагнув на пятьсот лет, Фокс почувствовал и даже физически увидел, что находится у конца ландшафта времени: чем левее он был, тем меньше отражений там оставалось, тем более бледный и прозрачный пейзаж лежал впереди, а за ним простиралась гнетущая тёмная пустота.

Ну конечно. Он же видел всю аномалию целиком, когда увеличил масштаб, и видел, что вокруг нет ничего. Весь этот мир и все передвижения в нём ограничивались аномалией, Фокс не мог выйти за её пределы ни в пространстве, ни во времени. И с одной стороны, его пронзило разочарование, божественное всемогущество обернулось иллюзией. Но с другой стороны… «Сейчас я увижу и прошлое, и будущее этой истории!» мелькнула торжествующая мысль.

Он устремился направо, к финалу аномалии. И это оказалось всего на десяток часов правее взрывающейся рубки «Гаррака». Одиссей покадрово смотрел, как кварковая бомба уничтожает зеркальную звезду, и по всем космическим рекам проносится волна высвобождения: сжатое, скомканное пространство разглаживалось, перспективы сходились воедино — а потоки исчезали один за другим, и астероиды начинали разлетаться во все стороны.

Но что-то странное было в их движении, они ударялись друг о друга и многие срастались.

Вот оно что: после высвобождения весь темпоральный поток аномалии пошёл не вперёд, а назад!

Одиссей взмыл выше по оси масштаба и, как зачарованный, смотрел сверху, как формируется уничтоженная искажением звёздная система. Пространство грандиозно расширялось, большинство осколков сформировались в четыре облака, эти облака пульсировали и срастались в планеты, а самое большое разгоралось солнечным огнём и становилось звездой. Планеты возрождались из пепла, отлетали от звезды и разлетались по своим орбитам.

Одиссей многое повидал на своём веку, но вселенная каждый раз находила, как поразить его новым зрелищем, от которого душа могла бы замереть в восторге или сбежать. Эх, будь у него пятки… Он смотрел, как время отматывается назад, как возрождается уничтоженное, и мощь искажённой гравитации медленно отпускает обезумевшие планеты, как они возвращаются на свои места.

Одиссей заметил крошечные блестящие точки между ними и понял, что это корабли. Когда устройство вышло из-под контроля и произошёл катаклизм, систему начало безумно сжимать, планеты помчались к солнцу — но не они двигались в пространстве, а само пространство корчилось, складки сводили всё воедино, и гравитационные связи сходили с ума. У обитателей обречённой системы было лишь полтора десятка часов до столкновения планет и звезды, и пока происходящее не убило их всех, они пытались улететь из системы. Впрочем, подавляющее большинство погибли гораздо раньше.

Чем ближе к моменту восстановления, начала катастрофы, тем больше было кораблей, пытавшихся спастись. Большие и малые, грузовые и военные, гражданские, научные станции, искалеченные орбитальные города. Они складывались из осколков и загорались огнями из темноты, один за другим, и Одиссей понял, что система была хорошо развита и густо заселена. Он шагнул ближе, увеличивая масштаб, и увидел несчастную центральную планету на фоне гигантской звезды. Там всё пылало, океаны кипели и испарялись, царил невообразимый ад. Но с каждым шагом к концу аномалии — который, получается, был и началом — огонь унимался, гигантские волны, сметавшие всё с лица земли, возвращались обратно в океан и успокаивались. Звёздные корабли оживали, опускались на планету, всё упорядочивалось и успокаивалось… Фокс подошёл уже почти к краю времени.

В самом конце-начале катаклизма он заметил множество кратких бледных вспышек: это были гипер-прыжки. Не современной технологии, а струнные, характерные для многих развитых рас эпохи Великого Раздела галактики. Те корабли, которые могли покинуть систему на сверхсветовых технологиях, поспешно покидали её. Значит, погибшая цивилизация достигла межзвёздных путешествий и знала о существовании других миров. Тогда почему Гамма и Сёгун не нашли упоминаний о такой масштабной катастрофе в базе данных Великой Сети?

Сердце болезненно сжалось, потому что это и был ответ на все вопросы, это и была его надежда, в этом и заключался его план. И он сбывался у Одиссея на глазах.

Всё началось и закончилось на огромной станции, реющей опасно-близко к солнцу этой системы. Остов станции, полный скошенных в разные стороны «лесов», Фокс уже видел, когда влетал туда на корвете пять столетий спустя. А сейчас эти леса на глазах распрямлялись, плиты обшивки возвращались на свои места, разглаживаясь, и волны разрушения угасали, обращаясь в неподвижный порядок.