Миллион миров

Крошечный камушек ударил человека в край плеча, пробил оболочку, плоть, кость и полетел дальше, не заметив. Боль рванула Фокса, но серые гранулы тут же соединились, закрыв место разрыва, и в рану впрыснулся клейкий биогель. Боль, не торопясь, отступила, и не было потеряно ни одного вдоха драгоценного воздуха, потому что покров плотно облегал тело, а воздух подавался прямо в ноздри. Но осталось понимание, насколько ты уязвим.

Даже с таким совершенным скафандром, без корабельной брони вокруг, без пола под ногами, без защитного поля — человек чувствовал себя обречённым смертником, который не может противостоять космосу и не способен изменить свою судьбу. К счастью, камушек летел по той же траектории, что и сам Одиссей, поэтому пронзивший удар не столкнул его с пути, лишь напомнил человеку его место во вселенной.

— Вы рискуете жизнью, чтобы нас спасти, — пролаял старший из гарранцев. — Мы бы хотели рассказать о себе, чтобы вы знали, ради кого пошли на такой риск.

— Я немного занят! — рявкнул Бульдог, явно находясь посреди резкого и сложного манёвра. — Так что покорнейше простите, если пропущу какие-нибудь сентиментальные подробности!

— А я послушаю, — пробормотал Одиссей.

Он собрался с силами, стараясь не впасть в состояние летаргической покорности. Ведь когда тебя захватил поток, и ты не можешь изменить траекторию своей судьбы, когда каждый следующий момент может стать последним, а нервы измучены ежеминутным всплеском и спадом постоянной опасности — внутри разливается слабость и апатия. Нельзя им поддаться.

— Наш корабль исследовательского класса, — хрипло пролаял гарранец. — Мы обычные астролоты, солнцеразведчики. Мы проводили замеры солнечной активности на близком расстоянии от Гарры, нашей звезды. Во время исследований произошёл коронарный выброс, который мог представлять опасность для нашего корабля, мы были слишком близко. Поэтому капитан «Гаррака», Холу, приняла решение совершить быстрый гипер-прыжок из зоны действий выброса. Но произошёл сбой… и прыжок вывел сюда, в аномалию. А здесь мы сразу же подверглись астероидному удару. Наш корабль не приспособлен для такой угрозы. Мы были хорошо защищены от излучений, а тут сразу два метеора пробили защитное поле…

Пожилой собакен тяжко вздохнул.

— Вскоре поток нас выровнял, но Холу погибла, и ещё двое из нашей корабельной стаи. В живых остались мы четверо: Кроши-соларолог, Джом-инженер, Шави-астролот и Лесси-навигатор.

Ткань скафанда перед глазами Одиссея превратилась в экран, и он видел, как пожилой астролот рассказывает историю «Гаррака» и представляет каждого из них. Худенькую крапчатую Лесси, всю в ссадинах и слезах; Джома, который лишился задних ног; мощную грузную Кроши, которая не произнесла ни слова, лишь тупо смотрела в стену — она только что потеряла кого-то самого близкого; и Шави с проседью, который представил самого себя.

Глядя на них, Одиссей видел одновременно лица людей и мордочки собак, полные переживаний и чувств, это сочетание делало их трогательными. Учёные по очереди поднимали глаза и смотрели на человека: юная Лесси со страхом, искалеченный Джом со стыдом, Кроши с немой обречённостью, а стареющий Шави с неуверенной надеждой.

— А нас зовут Джанни и Одиссей. Мы детективы и расследуем исчезновение звёздных врат. Они пропадают в эту аномалию, и мы специально влетели во врата как раз в тот момент, когда они опять исчезли.

— О, — шмыгнула носом удивлённая Лесси. — Вы очень смелые, раз решились на такое?

— Или очень глупые, — рассмеялся Бульдог. Он всё же слушал. — В любом случае, мы попытаемся.

— Удачи по вашему курсу, — сказал Шави, начиная самое древнее пожелание капитанов друг другу.

— И пусть звёзды будут к нам милосердны, — закончил Одиссей.

Они всё летели, летели, и внезапно вдалеке сверкнула белая звёздочка. Гранулы перед глазами Фокса сразу перестроились, возникшее увеличение позволило разглядеть белый пузырчатый корабль. Он медленно кружился в облаке обломков и расколотых метеоров, а в дырах что-то поблескивало — может, защитное поле, в тусклой темноте заметное издалека. Корвет облегали жаркие чёрные лучи света, идущего из центра аномалии, и на фоне этой клубящейся черноты он казался сверкающим, чистым и беззащитным, как раненая птица, которую необходимо спасти.

— «Гаррак» в пределах видимости, — подтвердил Гамма. — Восемь единиц до контакта.

«Неужели мы сделаем это?» подумал Фокс. «Неужели у нас получится?»

— Проклятье! — сдавленно рявкнул Грай с другого конца аномалии. — Я всё… я сейчас закончусь. Потеря…

Раздался взрыв и связь прервалась.

— Простите, — прошептал Шави. — Во имя слёз Беглеца, простите нас. Нам очень больно, что вы погибаете по нашей вине.

— Мы ещё не погибли, — сказал Одиссей.

— Слева! — крикнул Гамма, и человек успел заметить, как влетает в поток из крошечных острых осколков, мельтешащих в вечном танце вокруг ядра давным-давно расколотого метеора.