Он мог бы отвести ее в другое маленькое убежище, но не хотел, чтобы кто-нибудь знал об этом, поэтому ему пришлось искать другое место, куда привезти ее. В отличие от братьев у него не было собственности в Нью-Йорке, и он даже обдумывал просто отвезти ее в какой-нибудь дешевый мотель в Бруклине. Но безопасность таких мест всегда вызывала беспокойство, так что это был не идеальный вариант. Но, к счастью, один из его приятелей-котиков, которому он безоговорочно доверял, происходил из богатой семьи владельцев отелей и предложил ему номер в семейном отеле. Конечно, Джейс думал, что Вульф хочет тайком привести девушку, чтобы провести с ней пару дней, но на самом деле он не знал, что это потому, что Вульф собирается похитить дочь Чезаре де Сантиса и допросить ее. Джейс мог бы дать ему другой ответ, если бы знал об этом.
- Джеймс, - эхом отозвалась Оливия. - Окей.
Когда лифт дернулся и начал подниматься, Вульф отступил от клавиатуры, снова окинув ее взглядом. Она стояла в задней части кабины лифта, скрестив руки на груди, и выглядела очень спокойной. Но он заметил, что она слегка дрожит.
Дерьмо. Конечно, ей будет холодно. На ней не было ничего, кроме этой проклятой ночной рубашки, даже туфель. Нахмурившись, он посмотрел на ее босые ноги. Лифт был почти из голого металла, который, должно быть, казался ледяным для ее кожи.
Тренировка приучила его к физическому дискомфорту, поэтому он без колебаний снял куртку и накинул ей на плечи. Она была огромной, подол доходил до середины бедра, но, по крайней мере, была теплой.
- Спасибо, - сказала она, и, учитывая, что она не протестовала, ей, должно быть, было чертовски холодно. - Ты очень заботливый похититель.
Он прислонился к стене лифта рядом с ней.
- И ты все это очень хорошо воспринимаешь. Кроме той штуки в машине.
Она пожала плечами.
- Какой смысл поднимать шум? Вряд ли я сейчас сбегу, не так ли? Не тогда, когда я только в ночной рубашке. И кроме того, - она тоже прислонилась к лифту, повторяя его позу, - это ты. Не знаю, зачем ты меня похитил, но вряд ли ты отправишь мой палец в спичечном коробке моему отцу в обмен на выкуп.
Его не должно было раздражать, что она относится ко всему этому так просто. Но по какой-то причине он был раздражен. Ради Христа. Он был гребаным морским котиком, который похитил ее из постели посреди ночи. Разве у нее не должно хватить порядочности хотя бы немного испугаться его? Да, они были друзьями, так что он не был для нее незнакомцем.
Но все же. На самом деле она его не знала. На самом деле, учитывая все секреты, которые он хранил, как от своей семьи, так и от нее, он мог быть незнакомцем для нее.
При этой мысли в груди у него все сжалось. Как будто он раскаивался во всей той лжи, которую наговорил ей. Глупо было это чувствовать. Отец предупреждал его об опасности привязанности, и он очень старался этого не делать. Хотя было трудно. Особенно когда она была такой искренней.
Проклятие. Он не должен думать об этом. У него не было времени.
- Откуда ты знаешь, что мне не нужен твой палец? Возможно, спичечный коробок уже готов.
Оливия бросила на него взгляд, который говорил о том, что она нисколько не боится того, что он может ей сказать.
- Конечно.
Она ведь не воспринимала это всерьез, не так ли? Что было здорово, когда дело доходило до того, чтобы убедиться, что она в безопасности, но не так здорово, когда дело дойдет до допроса ее о расписании де Сантиса. Она захочет знать, почему он спрашивает ее, и, если он скажет ей правду, она ни за что не сдастся без боя, друг он или нет.
Может, Чезаре де Сантис и преступник, но Оливия его любит. Она не хотела бы, чтобы он умер. И это сделает получение от нее информации несколько проблематичным.
Эта мысль не улучшила его настроения.
Он нахмурился.
- Не устраивайся поудобнее, Лив. Ты здесь не просто так.
- Очевидно, я здесь не просто так. Иначе меня бы здесь вообще не было, верно? И я предполагаю, что это было не просто потому, что ты был по соседству и подумал зайти и поздороваться.
В ее голосе слышалось веселье, которое проникло ему под кожу, подкалывая его. Много лет назад она ласково дразнила его - чтобы заставить улыбнуться, как она говорила, - и он находил это милым. Главным образом потому, что люди боялись его, боялись его роста и манер, и их первой реакцией было убраться с его пути. Только не Оливия. То, что у нее хватило ума дразнить его, было... освежающим.
Сейчас он не находил это освежающим.
- Нет, - отрезал он. - Это не потому, что я был поблизости. И ты должна быть обеспокоена этим больше, чем сейчас.
Уголок ее розовых губ приподнялся в улыбке.
- Ладно, я тебя поняла. Я дрожу в моих ботинках.
Иисус Христос. Неужели эта женщина действительно смеется над ним? Что, черт возьми, она думала здесь происходит?