МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 3

– Ты что ли порядок навела? Домашняя девочка, значит? Он что, может, и жениться обещал? – она посмотрела на меня, подняв выщипанную бровь, усмехнулась. – Не женится, не верь. Такие, как он по выгоде только женятся, а какая с тебя, пигалицы, выгода? Даже эту квартиру для него я отыскала. Галина Мироновна Кирк, будем знакомы. Я заместитель его по научной работе.

Меня так и подмывало назваться. Но я не делаю этого, нет больше имён, начнутся имена, всё порушится опять. Слишком много значит моё имя…

– Что молчишь-то, соплячка желторотая? Давай договариваться. Я при нём двадцать лет состою, а ты… месяца…три? Так что… сама понимаешь… – она опять нагло разглядывает меня: – на молодость и красоту рассчитываешь? Так это товар скоропортящийся, так что спеши продать повыгоднее, он попользуется, и пойдёшь ты дальше по рукам, несолоно хлебавши…

Щёлкнула, открываясь, входная дверь, мы обе повернули головы, вошёл Кирилл, ёлка, связанная верёвкой, снег на ёлке, у него на плечах, с волос стряхнул, должно быть, ещё в подъезде – влажные…

– Лёль, на площадке может, ёлку пока оставить, пусть оттает? – повысив голос, говорит Кирилл и поднимает голову. – Галина?.. Ты что здесь делаешь?

– Лёля, значит? – усмехаясь, Галина Мироновна. Снова смерила меня взглядом. – Совершеннолетняя хоть, Кирилл Иваныч? А то, может, от статьи тут её прячешь?

Она подошла к Кириллу:

– Я думала, тут холостяцкий бордель, а тут любовное гнёздышко. А я всё думаю, что наши шлюшки кафедральные приуныли, а у тебя, оказывается, новая кобылка в стойле. Ёлка… – ухмыльнулась она, – по-семейному прямо… Не разочаровывай старые кадры, Кирилл Иваныч, пока ещё новые чему научатся.

– Галина, ты ступай, завтра рабочий день, – Кирилл спокойно улыбнулся, продолжая неторопливо снимать куртку, вешает её на крючки, спокойно глядя на красноволосую даму.

Она подошла ещё ближе, глядя на Кирилла сверкающими чёрными глазами:

– До завтра, Кирилл Иваныч.

– До после праздников, Галя, я завтра не появлюсь, – опять спокойно сказал Кирилл.

– Наглеешь, – хотя для меня, очевидно, что нагло себя ведёт она.

– Quod licet Iovi, not licet bovi? – легко ответил Кирилл.

– Ну-ну, Iovi, – Галина Мироновна взялась за ручку входной двери.

– Виктору привет и с Наступающим! – сказал на прощание Кирилл весёлым тоном.

На прощание дама ещё раз смерила меня взглядом, полным яда. Как только дверь за ней закрылась, я сказала Кириллу:

– Слушай, она влюблена в тебя.

Он посмотрел на меня, качнул головой:

– Ни в кого она не влюблена, – он обнял меня за плечи, увлекая по коридору. – Контролировать всё любит до смерти.

– Змеищща! – сказала я.

Кирилл засмеялся:

– Очень метко. Ты… не обиделась?

Я улыбнулась, глядя на него, и говорю вполне искренне:

– Да мне льстит даже, что я с таким популярным мужиком любовное гнёздышко свила посреди холостяцкого борделя.

Я смотрю на неё. «Льстит», то ли шутит опять, то ли всерьёз. Но, красивая такая, у меня сердце ноет, если не поцеловать её немедля, умру…

… – Ёлка оттаяла, поди, – сказала Лёля, уже совсем сумерки, размытые уличными фонарями по спальне. Их свет сегодня в крапину от теней пухлых снежинок, так и сыплющихся на землю.

Я провёл ладонью по её животу, пот капельками выступил на коже, топят здесь, будто хотят всех нас запечь, даже несмотря на открытые форточки, в комнатах очень жарко. Но нам жарко не от раскалённых батарей.

– Ты хочешь ёлку наряжать? – спросил я.

– Я купила игрушки… и даже лампочки. Зажжём? – она засмеялась, поворачиваясь ко мне.

– Глупо просить тебя встретить со мной Новый год, да? – всё же с надеждой спросил я, глядя на её улыбающееся лицо.

– Я уезжаю. Меня не будет здесь в Новый год.

– В Н-ск? – я поднялся на локте. – Поедем вместе?

– Нет, Кирюша, не в Н-ск, в Н-ск мне опять мука ездить теперь. Никто ничего не понимает, от меня требуют объяснений, будто я способна хотя бы… понять, не что объяснить… Но ты съезди, – она коснулась ладонью моей щеки. – Все рады будут.

– Лёля…

Она встала с постели, кровать тоже старая в этом чудном доме, двуспальная, железная, с панцирным матрасом, она позвякивает и скрипит от наших движений, но зато красиво поблёскивает золотыми шариками в темноте и это нравится Лёле…

Лёля набросила на себя рубашку, здоровенную белую рубашку, которая служит ей халатиком, новая рубашка, не моя, не Стерха, хотя я предпочёл бы, чтобы носила мою. И сегодня я попросил её надеть мою. Лёля улыбнулась:

– Зачем?

– Мне будет приятно, что она будет пахнуть тобой, хотя бы какое-то время ты будто рядом… – я с удовольствием смотрю на неё.

– Хочешь… Хочешь, я останусь с тобой на эту ночь? – Лёля надевает мою рубашку, застёгивает на груди, всё тело скрылось под ней, только длинные незагорелые белые ноги, с узкими розоватыми коленками, да запястья в закатанных рукавах, выбросила волосы на спину…

– Правда, можешь? – я сел на постели.

– Я ведь дежурю иногда, – улыбнулась Лёля.

Я поднялся тоже, что ж, можно и ёлку поставить тогда, коли время есть на эти развлечения…