Миллениум

Кошмар, неужели дядя Коля всё знает про выдуманную историю, и потому попросил не говорить Лере ничего? Нет, этот тип даже не спросил, кто звонит…

— Значит, ночуем на вокзале, — ровным голосом, глядя на себя в зеркало, произнесла Лео, с трудом нагнулась и достала из шкафа свою дорожную сумку.

С ней недавно девушка вернулась из больницы, и потому сумка пахла то ли хлоркой, то ли формалином. Вжикнув несколькими «молниями», Валерия раскрыла все отделения, в том числе и боковой кармашек; подняла сумку над постелью и встряхнула. Из кармашка выпала глянцевая визитная карточка с золотым обрезом — та, которую Артур оставил в больнице.

Как утопающий за соломинку, Лера схватилась за маленький скользкий прямоугольник, от волнения чуть не разорвав мелованную бумагу пополам. Да, здесь всё есть — номера нескольких телефонов и домашний адрес. Артур живёт на Пресненском валу — это же близко отсюда! Можно и без такси обойтись — ведь транспорт ещё ходит.

Лишь бы никуда не уехал и не испугался жены, которой визит молоденькой девчонки, да ещё с вещами и поздно вечером, может не понравиться. Но Тураев не похож на подкаблучника. Он независимый, гордый и в то же время добрый, пусть и пытается это скрыть. Он всё поймёт и жене своей объяснит.

Окрылённая ещё слабенькой, почти призрачной надеждой, Валерия распахнула шкаф и принялась срывать с вешалок свои наряды. Она решила сначала уложить сумку, а потом уже прямо отсюда позвонить Артуру. На эту, единственную ночь, майор должен дать ей приют. Ведь это он настоял на признании, которое лишило Валерию будущего.

* * *

— Я вам, Олег, сразу же и позвонила, — сообщила хозяйка фокстерьера Дэна.

При ближайшем рассмотрении она оказалась обыкновенной московской учительницей-пенсионеркой, заброшенной на старости лет. Александра Николаевна Прохорова радовалась всякой возможности пообщаться с живым существом, а уж гость в человеческом обличье и вовсе был для неё подарком судьбы.

Грушин ошибся при первой встрече, решив, что они больше не встретятся. Александра Николаевна стала его агентом, причём бесплатным и очень много знающим. Совершенно бескорыстно она выясняла подробности жизни семьи Журавлёвых и наблюдала за их подъездом через кухонное окно.

— Мать Татьяны сказала утром в булочной, что дочка уезжает сегодня в санаторий, в область, вроде бы на Клязьму. Боится, мол, и этого мальчика потерять, если будет дранью дышать в Москве. Снова парень, и от того же ухажёра! Дэн, фу, фу, не мешай нам! — Прохорова махнула полотенцем на пса. — Поел и ложись спать, а у нас с Олегом дела.

— Он меня не укусит из ревности? — в шутку испугался Грушин, через окно оглядывая двор.

Среди припаркованных автомобилей не было синего «БМВ», принадлежность которого теперь не была загадкой.

— Да что вы! Он всё больше шумит, — успокоила хозяйка. — Гавкает, но никого ещё, тьфу-тьфу, не цапнул. Хотите чайку, Олег?

— Если можно, кофейку. Или не держите? — Сыщик понял, что задал пенсионерке неразрешимую задачу, но снова фраернулся.

— Пожалуйста, сейчас намелю и сварю! — Прохорова ринулась к навесному шкафчику. — Для сына держу — он любит. Но месяца два не заглядывал, только звонит по воскресеньям. Подвиньтесь немного, я чайник поставлю. — Она протиснулась между Грушиным и плитой к раковине.

— Но вы уверены, что Татьяна ещё не уехала? — Грушин, пока старушка хлопотала, выполнял её работу — держал под наблюдением подъезд и двор.

— Точно, она в квартире! Не знаю только, когда соберётся. Уже вечер, а всё копается. Танюша вообще-то без царя в голове. Вы кофе пьёте с молоком? Может, бутерброд с сыром сделать? Неизвестно ведь, сколько ждать придётся. — Александра Николаевна ухаживала за сыщиком, как за непутёвым сыном. — Вы не стесняйтесь, говорите, что любите покушать…

— Мне только чашечку кофе, даже без сахара. И больше я вас затруднять не стану. Как только Татьяна появится, меня ветром сдует.

Грушину уже самому надоело вглядываться в сумерки. Конечно, вновь въехавшую во двор машину пропустить трудно, но если самый интересный момент настанет ночью, появятся некоторые сложности. И торчать невесть сколько времени на кухне у почти незнакомой бабульки Грушин стыдился.

— Да что вы, мне жутко подумать, что снова останусь одна! — Прохорова поставила кофейник на плиту, села напротив Грушина и тоже уставилась во двор. — Темнотища-то какая — вчера только хулиганы фонарь разбили. А окошки Журавлёвых вон, на третьем этаже, все светятся. Значит, собирают доченьку в путь-дорожку. Как упакуются, так и выйдут…

— Стойте! — Грушин вскочил, из-за своей внушительной комплекции едва не опрокинув утлый столик. — К сожалению, кофе отменяется. Вон, смотрите! Джип подъехал к парадному!

Хозяйка выпустила полотенце, которое тут же вспыхнуло. Швырнув ткань под кран, она прилипла лицом к стеклу.

— Вижу, вижу! Но такого здесь ни разу не было…

— Я сейчас вниз, — решил Грушин, выбираясь из кухоньки. — Спасибо вам за всё. — Олег достал из кармана рацию и включил её.

Хозяйка метнулась назад, к плите. Там она схватила кофейник, вытащила из шкафа термос и, обжигаясь, перелила туда кофе.