…— Свой бизнес вдова Лукина Розалия в России свернула, опасаясь огласки. Да и деньги многие партнёры давали только под Иннокентия. Фирмы «Бэби» и других заведений милейшего реставратора в стране больше не существует. Ради этого я готов был сидеть в изоляторе, в психушке, в колонии не пять, а пятнадцать, двадцать лет. И те, кто дожил до девятого апреля двухтысячного года, когда на пришедшей в Кронштадт яхте были обнаружены трупы главарей этой банды, смогли вздохнуть свободно. В частности, сестра Мерейно Даша Дмитриева, которая нам очень помогла. И которой вы, Валерий Ильич, обязаны жизнью! Это она сообщила, что Лукин отдал приказ расправиться с вами. Я немедленно позвонил Алле, а она — вам…
Они сидели в баре, любовались сквозь его прозрачные стены сочными красками заката и пили маленькими глотками из высоких бокалов. Алкоголь заказал только Валерий — он предпочитал текилу. Алла взяла для себя ананасовый сок, а для Милены — розовый лимонад. Артур, как всегда, удовлетворился чашкой кофе без молока и сахара.
— Алла позвонила мне на «трубу» и истошно закричала, чтобы я не поднимался в квартиру, потому что меня хотят убить. Кстати, как потом выяснилось, никакой аварии с батареей не было. Вероятно, под видом соседа мне позвонил один из людей Лукина. Я уже хотел разворачиваться, но заметил за углом дома парня с гранатомётом на плече. Такое в Москве происходит нечасто. Сомнений не было — заряд «Мухи» предназначался мне. Я едва успел открыть дверцу и выпасть в глубокую лужу. Грохнуло так, что потом, говорят, в домах неделю стёкла вставляли. Но всё-таки ноги раздробило, и спасти их не удалось. Ладно, что колени целы остались — это очень важно. Что ж делать — пришлось привыкать к протезам, учиться жить инвалидом. Моей работе это не мешает — я ведь давно за столом сижу…
Милену увела из-за столика бар-вумен Ярослава, больше похожая на учительницу — серьёзная, худая, в очках, одетая в белую блузку и длинную чёрную юбку. Она, собственно, и была по образованию педагогом, но не могла найти в области нормальную работу, потому и устроилась на АЗС.
Сейчас Милена сидела в кресле перед телевизором и смотрела попсовый концерт, с важным видом потягивая лимонад через соломинку. Милена очень берегла свой брючный костюмчик и, прежде чем сесть, долго елозила ладошкой по креслу.
— И всё-таки Дарью посадили? — горестно спросила Алла.
— Суд был, и через два года Даша попала под амнистию. Но в колонии ей устроили кромешный ад — пришлось объявлять голодовку, даже «вскрываться», то есть резать вены. Ведь на зоне всегда есть управляемые кадры, которых администрация может натравить на любого неугодного, а сама остаться как бы в стороне. Видимо, оставшиеся члены группировки Лукина хотели расквитаться с изменницей. Зэчки проклинали её за то, что сдала легавым родного брата, пытались избить за невыполнение плана в швейном цеху. Ладно, что Даша за себя постоять сумела. Но в одиночку всё равно тяжело существовать, когда кругом шипят от злости. Её перевели в неблагополучный отряд, много раз сажали в штрафной изолятор — ШИЗО. А после освобождения началась другая пытка. За Лёву её прокляла родная мать, потому что якобы брат погиб по её вине. Дарья в очень плохом психологическом состоянии, и держится только ради Насти…
Артур закурил, радуясь, что за столом нет ребёнка. Вандышевы с радостью последовали его примеру.
— Вот бедняга! — вздохнул Вандышев. — А для меня она — как вторая мать…
— Лиза Лосс где сейчас? — вспомнила Алла. — Почему-то, несмотря ни на что, мне жаль её. Она так любила Милену…
— Лиза Лосс часто ложится в психиатрическую больницу. Её лечат, выписывают, а после снова приходится госпитализировать. Когда суд отменил удочерение, Лиза стала заговариваться. Далее выяснилось, что ей вообще нельзя иметь детей — ни своих, ни чужих. Несмотря на то, что наше с ней знакомство приятным не назовёшь, я желаю Лизе только добра. Она действительно очень любила девочку, но всё равно надолго её не хватило бы.
Тураев пил кофе мелкими глотками, курил и смотрел через стеклянную стену на автомобили, который вдруг один за другим пошли на заправку.