Милюков считал единственным достойным выходом отправку бывшего императора с семьей и близкими за границу. Уже в эмиграции он рассказал, почему этот план сорвался. Естественно, он прилагал все силы, чтобы полностью снять с себя вину за происшедшее, и, нам представляется, существенно не отступал от истины, однако освещал не все факты. В частности, он умолчал, что 9 марта правительство возложило ответственность за охрану царской семьи на министра юстиции Керенского, который вначале выступал за предание бывшего императора суду, а затем, после личной беседы в середине апреля, высказался за отправку его с семейством в Англию. В статье «О выезде из России Николая II» (1921){609}Милюков сообщил, что разрешение на выезд царской семьи было дано Временным правительством в связи с самим фактом отречения. Тотчас по принятии этого решения Милюков передал соответствующее предложение Бьюкенену. 10 марта поступил ответ из Лондона: «…король и правительство будут счастливы предоставить экс-императору России и его семье убежище в Англии… до окончания войны»{610}.
Решение вопроса, однако, затянулось. Милюков объяснял это сопротивлением Петроградского совета, оказывавшего давление на «некоторых членов» правительства (подразумевался, безусловно, Керенский). Милюков не знал, поддерживал ли кто-либо из правительства, кроме него самого, контакты с Бьюкененом, но был убежден, что британское посольство имело и другие источники информации. Поэтому он был не очень удивлен, когда во время одного из свиданий сэр Джордж мимоходом сказал, что его правительство более не настаивает на выезде бывшего царя в Англию.
В этой же статье Милюков отметил, что 19 марта на имя Николая II поступила телеграмма от Георга V, в которой содержалось обращение к адресату как к царствующей особе. Было решено не передавать эту телеграмму Николаю, и этот уговор явился «одним из доказательств внимания английского правительства к совершившемуся в России перевороту», то есть свидетельствовал о начале тайной дипломатии в отношениях новых российских властей с Западом.
По договоренности между Милюковым и Бьюкененом переговоры о предполагаемой отправке бывшего царя в Англию не предавались огласке. Отказ британских властей дать убежище Николаю практически вывел Милюкова из игры вокруг судьбы бывшего царя. Видимо, чувствуя, что он не был достаточно настойчив в этих переговорах, Павел Николаевич в 1920—1930-х годах неоднократно возвращался к этому вопросу, убеждая читателей в статьях, печатавшихся в «Последних новостях» и других изданиях, что он оказался бессилен перед решением Совета не выпускать царя за границу, которому поддалось британское правительство, видевшее в Совете растущую силу.
Министерство иностранных дел вместе с Главным штабом располагалось в здании, возведенном по проекту Карло Росси в 1819–1829 годах напротив Зимнего дворца, образовывавшем полукруг, две части которого были разделены Триумфальной аркой. Это было величественное сооружение, достойное грандиозных внешнеполитических замыслов Российской империи.
Милюков испытывал здесь двойственное чувство: с одной стороны, он воспринимал как должное мощную торжественность помещений, с другой — отлично понимал, что в условиях стремительных изменений в стране его пребывание в этом здании может оказаться очень недолгим, и вел себя предельно скромно. Но в любом случае, считал он, следовало демонстрировать преемственность российской внешней политики.
Нового министра встретил предшественник, последний руководитель царского внешнеполитического ведомства Николай Николаевич Покровский. От него Милюков с удивлением узнал, что по традиции квартира министра находится в этом же здании. Покровский попросил разрешить ему остаться в ней до поры, пока он не найдет себе жилья, и, естественно, получил утвердительный ответ. Возможно, в этом Милюков также видел выражение преемственности.
Учитывая чрезвычайность ситуации, огромную массу дел и большую вероятность того, что будут требоваться оперативные решения, Милюков также фактически переселился в министерство. Ночевал он не в апартаментах, а в крохотной комнате, примыкавшей к кабинету и предназначавшейся для слуги. Старый знакомый Милюкова, видный кадетский деятель Павел Дмитриевич Долгоруков вспоминал, что вскоре после образования Временного правительства, ожидая министра в одном из фешенебельных помещений его резиденции, он увидел, как Анна Сергеевна принесла мужу обед, аккуратно завернутый в газету{611}. В свою очередь, американский посол с некоторым сожалением сообщал в Государственный департамент, что в Петрограде прекратились обычные пышные приемы и банкеты: «Здесь сейчас нет официальных приемов. Министры встречаются ежедневно, и их заседания продолжаются и после полуночи, работают неустанно, отказываясь от всех предложений, включая и мои собственные, к которым они ранее были весьма благосклонны»{612}.