Милая парочка

Дуня завесила окна плотной суконной шторой и лихорадочно принялась сосчитывать деньги.

— Три тысячи! — воскликнула она, сверкая глазами.

У Мишеля тоже разгорелись глаза, покраснели щеки и руки дрожали мелкой, нервической дрожью, когда он брался за новые шуршащие бумажки, пересчитывая и откладывая их в сторону. После этого Дуня распорола подушку, вложила туда деньги, зашила ее и сказала мужу:

— Тебе можно будет сделать новую фрачную пару, а то эта уже не совсем прилична; мне тоже нужно два-три туалета.

— Оденемся, поживем, — весело ответил Мишель. — Постой, кошечка, я тебя еще раз поцелую, — говорил нежный супруг.

Дуня подставила ему свою щечку и звонко рассмеялась.

— Что с тобой, кошечка? — спросил муж.

— С гостя смеюсь. Настоящий муромский медведь: поверил всему, что я говорила. Однако из меня недурная актриса вышла бы.

— Кто он такой? — спрашивал Мишель, отрезывая себе кусочек дичи и запивая рюмкой сладкого вина. — Собой красавец, рослый такой. Я на него кричу, подступая с дубиною, а у самого, что называется, душа в пятки уходит. Ну, думаю, хватит меня детина кулаком по голове, только я на свете и жил. Словно богатырь Илья Муромец; лезть не стоит на рожон, хотел уже отступать. Гляжу, он бумажник выложил. Не были ли его предки разбойниками в муромских лесах, что он так легко относится к деньгам, цены им не знает? Ты думаешь, он обратится к полиции за помощью и у нас учинят форменный обыск? Чего доброго, детина одумается и сообразит. Надо приготовиться ко всему, — говорил Мишель и закусывал с аппетитом холодной дичью.

— Обыск — неприятная история, только что же он может доказать, кроме своей глупости? — рассуждал Мишель. — Денежки я припрячу в другое место. Нет, я думаю, детина не станет нас преследовать. Ты говоришь, он богатый, приехал получать наследство Хлюстиной. Этот род я знаю: благородный, деликатный, потомственные дворяне; им честь дороже денег. Нет, если родственник Хлюстиной — не станет поднимать истории.

Мимоходом Мишель передал жене все, что знал о Хлюстиной, включительно до мельчайших подробностей ее интимной жизни. Покойная генеральша не могла бы, конечно, придумать, какие цели руководили Мишелем в изучении ее жизни, но это оставалось известным одному ему и составляло его неотъемлемую собственность и гордость.

— Вели, женка, разогреть самоварчик; выпьем чайку на радостях. Спать что-то не хочется, — сказал Мишель, раскуривая дорогую гаванскую сигару и комфортабельно разлегшись в мягком кресле.

Дуня вышла в кухню отдать приказание прислуге и сейчас же возвратилась.

Вслед за ней явилась Прасковья, неся кипящий самовар.

— Я знала, что барин скоро придут и приготовила самовар, — сказала Прасковья.

— Вот молодец за это. Выпейте вина, Паша, — сказал Мишель, налил собственноручно полную рюмку и подал служанке вместе с нарезанными на булку ломтиками дичи.

— Будьте здоровы! — пожелала Паша своим господам, выпила вино, закусила, после чего сказала: «А вино очень хорошее». Мишель налил ей другую рюмку.

— Будет, барин, не извольте беспокоиться, — отнекивалась служанка, но все же выпила с большим удовольствием.

— Вот вам еще на орехи, — произнес Мишель, порывшись в кармане и отыскав там рубль. — Теперь идите себе. Больше не будем уже вас звать. Можете ложиться спать.

— Благодарю вас, барин, и вас, барыня, — говорила Паша, целуя им поочередно руки. — Я ж всем говорю, что таких добрых, хороших господ во всем свете поискать — не найдешь, — разразилась она в заключение.

Мишель засмеялся тихим, счастливым смехом, так смеются люди вполне счастливые, удовлетворенные жизнью.

С изъявлениями благодарности и признательности Прасковья удалилась.

— Завтра ты ей что-нибудь, Дунечка, подари. Нужно, чтобы она всегда была на нашей стороне, — сказал Мишель жене.

— Паша и так мне предана. В огонь и воду пойдет, — отвечала Дуня.

Мишель сидел, откинувшись на спинку кресла, и медлительными глотками потягивал душистую влагу из своего стакана.

Черные, узкие глаза его весело и беспечно блистали, а губы от поры до времени растягивала улыбка. На несколько минут он призадумался было, глаза его приняли сосредоточенное выражение и утратили свой блеск. Он вынул сигару, закурил ее, и весь покрывшись облаками дыма, сидел, очевидно, что-то обдумывая, потом сказал жене:

— Ты знаешь, Дунечка, богача Быкова? Недурно было бы тебе с ним познакомиться, этак невзначай встретиться где-нибудь, пригласить к себе.

Мишель покрутил пальцем в воздухе и принялся более подробно развивать свою идею относительно знакомства с богачом Быковым.

Дуня внимательно слушала мужа, попивая чаек и грызя ванилевые сухарики своими мелкими, хорошенькими зубками и от поры до времени кивала головкой в знак согласия.

Милые супруги благодушествуют по сию пору. Мишель посещает все клубы, играет в азартные игры. Дунечка иногда сопровождает его. Она по-прежнему блистает туалетами, молодостью и красотой.

1904