– Сначала я, – говорит он, отстраняя меня от Мии.
Я смотрю в ее лицо и понимаю, что передо мной Ева. Такой она была тридцать лет назад, до того, как в ее жизни появились Джеймс Деннет, Грейс, Мия и я.
Сукин сын.
Если бы я не боялся напугать Мию, врезал бы этому самодовольному ублюдку. Как он смеет так к ней прикасаться.
В доме я нахожу распростертый на полу труп Колина Тэтчера. Будучи патрульным, я несколько раз помогал вытаскивать пострадавших при авариях. На свете нет ничего похожего на это.
Нет ничего, что может сравниться с тем чувством, что охватывает при виде мертвого тела, ставшего твердым и холодным в ту долю секунды, когда душа его покидает. Распахнутые глаза становятся безжизненными. Глаза Тэтчера открыты. Плоть холодна. Я никогда не видел столько крови. Опускаю его веки и произношу:
– Хорошо, что мы все-таки встретились с тобой, Колин Тэтчер.
Мысли мои обращаются к Кэтрин Тэтчер, коротающей дни в этом чертовом доме для инвалидов. Вижу, каким станет выражение ее лица, когда я сообщу ей страшную новость.
Хэммил дает команду эксперту приступать к работе: фотографии, отпечатки пальцев, вещественные доказательства.
Не представляю, что можно здесь найти. Точно ничего, на что они рассчитывали. Пахнет здесь отвратительно. Впрочем, что я ожидал увидеть? Орудия пыток? Цепи и щипцы? Наручники, на худой конец? Передо мной грязная комната с дурацкой елкой. Даже моя квартира и та уютнее.
– Проверьте это, – произносит чей-то голос, и человек бросает на пол куртку-парку.
У меня задрожали колени. На столе из дешевого пластика нацарапано: «Здесь были мы».
– Что думаете об этом?
Провожу пальцами по буквам.
– Не знаю, – честно признаюсь я.
В доме появляется Хэммил, его зычный голос заставит прийти в себя и мертвого.
– Можешь ее забирать, – говорит он мне и слегка пинает носком тело Тэтчера.
– Что она рассказала? – спрашиваю я, скорее для того, чтобы создать видимость нормального разговора. На самом деле мне плевать, что она ему сказала.
– Сам услышишь.
Что-то в его интонациях вызывает мой интерес. Он ухмыляется, давая понять, что знает нечто такое, что неизвестно мне, и добавляет:
– Все нормально.
Склоняюсь над Колином Тэтчером. Деревенеющее тело на дощатом полу.
– Что ты наделал, – произношу я и выхожу на улицу.
Она сидит в машине скорой помощи, вокруг нее крутятся врачи, пытаясь убедиться, что кровь на теле не ее. На плечи накинут шерстяной плед. К счастью, здесь уже тихо, сирены выключены, слышны лишь негромкие голоса переговаривающихся людей.
Подхожу ближе. Мия сидит, безразлично уставившись в пространство, будто не замечая, что с ней делают, лишь изредка вздрагивает от прикосновений.
– Здесь очень холодно, – произношу я, чтобы привлечь ее внимание.
Волосы падают ей на лицо. Взгляд кажется мне странным и необъяснимым, не понимаю, что он означает.
Она шмыгает носом, и я достаю носовой платок и вкладываю ей в руку. Я в жизни не волновался так за незнакомого человека.
– Вы, должно быть, устали. Так много пришлось вынести. Вас скоро доставят домой. Очень скоро. Я обещаю. Я знаю одного человека, который мечтает вас увидеть. – Выдержав паузу и не дождавшись реакции, я продолжаю: – Меня зовут детектив Хоффман. Я занимался вашими поисками.
Мне кажется, я и сам не верю, что мы видимся впервые в жизни. Мия мне ближе и дороже многих моих друзей. Она поднимает на меня глаза и переводит взгляд на мешок на носилках, которые выносят из дома санитары.
– Вам лучше не смотреть.
Впрочем, она смотрит не на черный мешок, а будто бы куда-то в сторону, безразлично скользя взглядом по людям, машинам, деревьям. Большинство полицейских мужчины, среди них лишь одна женщина. Они мимоходом обсуждают предстоящее Рождество: служба в церкви, обед с родственниками; придется сегодня допоздна собирать игрушку, которую жена заказала по Интернету.
Каждый из них лишь выполняет свои служебные обязанности.
В любом другом случае я бы поставил себе пятерку за успешно выполненную работу.
Но это не рядовое дело.
– Детектив Хэммил уже говорил с вами, но у меня есть несколько вопросов. Впрочем, это может и подождать. Понимаю, вам нелегко пришлось…
У меня возникает желание погладить ее по голове или по руке, возможно, такое проявление внимания вернет ее к жизни. Вид у нее потерянный. Она кладет голову на колени и молчит. Она сидит тихо, даже не плачет. Это меня не удивляет, у нее шок.
– Я понимаю, все произошедшее стало для вас кошмаром. И для вашей семьи тоже. Они так волновались за вас. Обещаю, это Рождество вы проведете дома. Я лично вас доставлю.
Получив разрешение, мы уезжаем, и вскоре уже стоим на крыльце дома Деннетов, и Ева взволнованно распахивает дочери свои объятия. Правда, прежде нам приходится заехать в больницу для осмотра. К счастью, журналисты об этом не пронюхали и на стоянке нас не встречает взбудораженная толпа с камерами и микрофонами.
Мия по-прежнему молчит.