Хотя ее спина оставалась прямой, а лицо — напряженным, она немного отпустила педаль, из-за чего тягач замедлил ход. Автомобили, ехавшие нам навстречу, тоже замедлились.
И тут она втопила газ и выкрутила руль влево. В сторону взлетной полосы.
— Ты что делаешь? — закричала я, с тошнотворным ужасом наблюдая, как служебные машины сворачивают за нами.
— Сейчас ты выпрыгнешь, а я поеду дальше. Большинство из них поедут за мной, потому что в той стороне самолеты. Тебе достаточно будет справиться с одним водителем, захватить одну машину.
— И бросить тебя? Нет!
— Мила, пожалуйста.
Я покачала головой. Ни за что.
Преследователи постепенно приближались. Мама в сердцах стукнула по рулю.
— Черт возьми, Мила, ты же обещала.
Еще один укол совести, но я могла думать лишь о том, насколько хуже будет, если бросить сейчас маму.
— Я соврала. Пожалуйста, останови машину, пока они не начали стрелять.
Ее нога сильнее вдавила педаль газа.
— Тогда ты должна пообещать мне кое-что другое. Если нас доставят обратно в военный комплекс, что бы ни случилось, не показывай свои эмоции, не теряй контроль над собой. Там твои чувства будут тебе только во вред. Ты поняла?
— Да! А теперь, пожалуйста, останови!
Мама нажала на тормоза, и тягач резко остановился. Она встала и подняла руки над головой, и я сделала то же самое.
После этого оставалось только ждать, пока подъедут машины. Пока из них высадятся охранники с пистолетами, крича нам, чтобы мы медленно вышли из машины с поднятыми руками, все время держа их на виду. Пока нам прикажут встать на колени и постепенно приблизятся, держа наши головы на прицеле.
Пока на нас наденут наручники и загрузят в разные машины, и мы окажемся в том самом положении, которого старались избежать.
Глава двадцатая
Десять минут спустя пятеро охранников вели нас по ярко освещенному коридору, в котором слегка пахло тайком выкуренными сигаретами. Командир остановился перед дверью с табличкой «Комната для задержанных» и открыл ее карточкой, которую достал из кармана.
— Туда, — грубо скомандовал он, толкнув дверь. Охранник, державший меня за локоть, без особых церемоний затащил меня внутрь, следом завели маму.
Мы оказались в плену безнадежности.
Красная вспышка. И следом:
Я проглотила испуганный смешок. Отлично. Теперь буду знать точные размеры безнадежности.
Посередине комнаты был хлипкий складной металлический столик, поверхность которого была исцарапана ножом, ключом или каким-то другим острым инструментом. Вокруг стояли четыре пластиковых стула, больше подошедших бы для патио, по два с двух сторон. Из дальнего левого угла потолка на нас смотрела камера, мигающий красный огонек подтверждал, что она работает. Никакого письменного стола, никаких предметов интерьера — ничего достаточно тяжелого, чтобы это можно было использовать в качестве оружия.
— Сядьте, — рявкнул командир.
Наши конвоиры отвели нас к противоположным сторонам стола и выдвинули два стула со скрежетом, от которого тот, что вел меня, поморщился. Я опустилась на стул, глядя на маму, которая сделала то же самое.
Даже отпечатки пальцев у нас сняли, не расстегивая наручники. Просто сзади подошел работник и по очереди провел наши пальцы над каким-то переносным сканером.
Я рассеянно уперлась руками в холодные металлические кольца, сковавшие мои запястья, и почувствовала, как цепь между ними натянулась.
Вместо того чтобы меня обнадежить, эта информация только усилила тревогу, грызущую меня изнутри. При любой попытке бегства мама окажется в опасности. Я не могла так рисковать.
Командир вышел, с нами остались двое охранников, и еще четверо — за дверью. Чем дольше мы ждали допроса, тем сильнее стучало у меня в ушах. То, что с нами даже не потрудились поговорить, было очень, очень плохим знаком.
В присутствии двух охранников за прошедшую восемьдесят одну минуту мы рискнули обменяться всего несколькими пустыми фразами, прислушиваясь к далекому гулу самолетов над головой. Мы ждали. И ждали. Наконец дверь открылась. Один взгляд на человека в темном костюме, который осторожно переступил через порог, методично осмотрев всю комнату и оценив наше местонахождение, убедил меня, что мы в беде. Этот тип действовал как профессионал, совсем не так, как сотрудники службы безопасности аэропорта. Но кто он такой?
Я сжала руки за спинкой стула в кулаки.
Мама уронила голову на грудь, а мужчина вытащил из кармана пиджака значок. Я повернулась к ней, чтобы подбодрить, и в этот момент мужчина произнес:
— Здравствуй, Николь. Мы по тебе скучали.
Моя голова резко развернулась обратно к нему, а сжатые в кулаки руки задрожали. Мама… Мама знала этого человека. Что могло означать только одно.
Нас обнаружило правительство.
Карие глаза мужчины переметнулись с мамы на меня, и наши и без того скудные шансы на спасение сократились почти до нуля.