Микромемуары мудрого майора

Второе название «…истов» Андрей, как сразу не понял, так и забыл вскоре после экзамена. Не в этом суть. «Материалисты» были и в учениях философов, и в курсе политологии, социологии и Римского права. Но, были ли это одни и те же мыслители, он сомневался. Во втором вопросе, даже слова были какие-то незнакомые, и от того пугающие. Можно было только догадываться об их значении и фантазировать на тему, играя знакомыми словами. Оставалось надеяться, что показания первых допрашиваемых Ниной Ивановной, внесут какую-либо ясность в понимании этого неведомого предмета. Надо отметить, что Нина Ивановна, педагогом была (она и сейчас работает, долгих лет ей жизни, и успехов в работе! Просто институт расформировали) строгим и принципиальным. Взятки не брала и терпеть не могла лентяев и выскочек. Первым отвечать захотел (да, собственно, первым и ворвался в аудиторию из первой «шестёрки») Вася Муразов. Была у него такая привычка – садиться за парту и отвечать с чистым листком, показывая тем самым: «У меня все знания в голове, зачем я буду листок портить и время терять». Андрей считал это поведение «дешёвым понтом», и никогда так не делал. Лучше ещё подумать, вдруг умные мысли посетят… послышится что-то с соседних рядов… Да и к экзаменам Андрей обычно готовился, а этот был внезапен, как избрание Брюса Уиллиса Президентом США. Вроде бы и не страшно, но не знаешь, чего ожидать…

Увидев пустой листок и самодовольную уверенность Муразова в успешной сдаче экзамена, Нина Ивановна, внешне сразу (но почему-то незаметно для Васи и других) изменилась. Её лицо приобрело сосредоточенно-суровое выражение. Андрей уже видывал такое выражение лица у начальников, и это не сулило для Василия ничего хорошего. Вася бодро начал отвечать, будто читая с открытой книги. Складывалось ощущение, что он тупо выучил книгу, словно стихотворную поэму, зачитывая наизусть главы согласно вопросам билета. Через минуту, он запнулся и замолчал. Вместо заученного текста стали слышны: «ЭЭЭ…Ну…Дескать… так скажем…». Андрей в это время представлял, что в голове у Васи («а что ещё делать, по предмету-то ничего не узнал ещё?») имеется механизм с шестерёнками. И сначала всё было исправно, и они вертелись в обычном темпе, вследствие чего изо рта Васи вылетали слова текста. Но тут, между шестерёнками попал камушек («а может и взгляд Нины Ивановны смутил?»), и механизм заело, поэтому и тот перестал воспроизводить текст. Что подумала Нина Ивановна, было неясно, но по лицу было видно, что она недовольна ответом.

– На первый вопрос вы не ответили. Отвечайте на следующий вопрос.

Видимо, в голове у Васи обрушился вал камней, так как механизм окончательно заело, и ответа на второй вопрос не последовало.

– Э… Ну.. Это… Так, сказать…, – смог выдавить покрасневший Муразов.

– На второй вопрос вы также не ответили. И вы считаете, что можно вот так, с пустым листом садиться отвечать?! Я пятнадцать лет преподаю, в том числе и этот предмет. И всегда готовлюсь, будь то лекция, семинар или прием экзаменов, либо зачётов. И никогда себе не позволяла прийти без подготовки. Вы – всего лишь выучили текст, ничего в нём не понимая. Я оцениваю не свойство запоминания вами текста, а наличие знаний и ориентирование в сущности и понятии предмета.

Взгляд Нины Ивановны метал молнии в Муразова, но ему было достаточно и слов, что она ему сказала. На него было жалко смотреть, но все готовились к его участи, и на него не смотрели, писали что-то в листках. Ох, зря он с пустым листком сел…

Тучи над головой Васи сгустились, и готовы были обрушиться градом на его голову. Впрочем, как и на любую другую, так как Вася своё место покинул, а тучи не рассеялись. В аудитории воцарилась мёртвая тишина; водрузила своё мёртвое тело на невидимый трон и воззрилась пустыми глазницами на присутствующих, заполняя своим присутствием пустоту. Мухи постеснялись нарушать зловещую тишину и сами притворились мёртвыми, упав у оконной рамы и незаметно поглядывая за обстановкой одним из (восьми? шестнадцати?) глаз под полуприкрытыми веками. Молекулы кислорода, азота и других составляющих воздуха также прекратили свое (но, все же, Броуновское) движение. Всё замерло в предвкушении неизбежного. Тишина в аудитории стояла такая, что слышно было стук сердца соседа, а также тиканье часиков на руке Нины Ивановны…