Но никто не удивился, услышав здесь имя Маклая. Случилось так, что в эти же самые дни к берегам Индонезии подошли советские океанографические суда «Заря» и «Витязь». Сопровождавшие нас индонезийцы не преминули заметить, что корабль, доставивший Миклухо-Маклая к берегам Ириана — Новой Гвинеи, тоже назывался «Витязем». Они рассказывали нам о жизни Маклая, и быль переплеталась с легендами. О Маклае говорили, как о живом…
Думы о Маклае не покидали нас и тогда, когда мы стояли на перевале Пунчак. На юге высились вулканы Явы. На юго-востоке сквозь дымное марево едва виднелся Бандунг. С высоты птичьего полета мы окидывали взглядом цветущие долины Индонезии и тропические леса, грозные вершины вулканов. Там, на востоке, за морем Банда и Арафурским морем, Новая Гвинея, берег Маклая!.. Отсюда — рукой подать. Какие-то ничтожные мили отделяют нас и от Австралии…
Почти в каждом смутно живет мечта о жарких странах, о неведомых южных морях и затерянных в океанских просторах коралловых рифах, о блеске лазурных лагун, о синеве иного неба и высоких пальмах, дремлющих в экваториальном зное…
И вот мы прикоснулись к мечте. Мы вспоминаем, что многие из островов Океании впервые открыты и описаны русскими людьми. Острова Суворова, Кутузова, Сенявина, Римского-Корсакова, Лисянского, Лазарева, Барклая-де-Толли, Спиридова, Рюрика, Крузенштерна, Симонова, Волконского, Ермолова — десятки островов, целые архипелаги в просторах Тихого океана. Отважные мореплаватели Лазарев, Лисянский, Крузенштерн, Коцебу, Беллинсгаузен, Литке и другие первыми ступили на те неизвестные земли, первыми нанесли их на карту. В Полинезии есть даже целая гряда островов Россиян. А король одного из Гавайских островов еще в 1816 году хотел принять русское подданство. Но ни в те времена, ни позже Россия не проявляла никакого намерения присоединить к своим владениям эти многочисленные земли.
XIX век называют эрой великих открытий русской географической науки. Открытие Антарктиды, исследования в Арктике, Сибири, на Дальнем Востоке, в Средней и Центральной Азии… Русские ученые-путешественники вписали золотую страницу в историю географического познания земного шара.
Это был век Невельского и Литке, Пржевальского и Семенова-Тян-Шанского, Потанина, Козлова и Грумм-Гржимайло, Северцова, Федченко, Певцова и Мушкетова, Кропоткина и Черского.
Среди великих путешественников прошлого столетия Миклухо-Маклай занимает совершенно особое место. «Есть два типа путешественников, — писал известный советский ученый Л.С. Берг, — романтики и классики. К числу первых принадлежит Н.Н. Миклухо-Маклай».
Путешественник-романтик… Его жизнь — это цепь беспрестанных скитаний. В этом удивительном человеке словно жил какой-то особый, не знающий удовлетворения дух вечного беспокойства, который гнал его с одного острова на другой, с архипелага на архипелаг. Широко эрудированный ученый, мыслитель-гуманист, он оставил после себя огромное наследство: свои научные работы, не утратившие значения и по сей день, богатейшие коллекции, дневники и записные книжки, альбомы рисунков, свои бессмертные идеи. Все сделанное им отличается высокой качественной ценностью. Его жизнь — также беспрестанная борьба с изуверами самых различных мастей, с самыми темными предрассудками, гнездящимися в людях. Но он твердо верил, что пройдет время, и все его искания, его мысли будут поняты потомками: «Со временем, если не сейчас, компетентные люди найдут, что я не терял ни времени, ни случая».
«Кто хорошо знает, что он должен делать, тот приручает судьбу», — любил повторять Миклухо-Маклай. Однако судьбу приручить ему так и не удалось. Он владел тринадцатью языками и диалектами, но ни на одном из них так и не смог договориться с современниками. Даже выдающиеся люди науки, поддержавшие начинания молодого Маклая, под конец отказывались понимать его. Они упрекали Миклухо-Маклая, ставшего страстным борцом, в том, что он якобы «перешел с почвы научной на почву практическую», а проще говоря — занялся политикой. А оголтелые расисты, попы-миссионеры, уловив атеистическую и классовую сущность его открытий, постарались сплести небылицы, дискредитировать ученого: Маклая обвиняли в том, что он якобы был женат на туземке и прижил с ней ребенка, что будто бы он грубо обращался с папуасами; в насмешку его называли «папуасским королем», рассказывали анекдоты, в которых ученый изображался чуть ли ни людоедом. Реакционные газеты ставили под сомнение ценность его научных трудов. Миссионеры не могли простить Маклаю жестоких, уличающих слов: «За миссионерами следуют непосредственно торговцы и другие эксплуататоры всякого рода, влияние которых проявляется в распространении болезней, пьянства, огнестрельного оружия».
Но потомки по достоинству оценили подвиг Маклая, взяли на вооружение его труды.