Другие две мои станции, Суакин и Массауа, отличаются страшною жарою (Массауа самый жаркий город вообще) и нездоровым, особенно для новоприезжих, климатом. Все эти обстоятельства с прибавкой самых скверных и неверных путей сообщения, с моим незнанием арабского языка и, может быть, отсутствием европейцев, — прибавь к тому, что я получил от матери в Мессине 300 р. (1000 франков), теперь же остается у меня максимум 700 франков, т. е. около 200 рублей, — все это делает мою экскурсию в высшей степени зависимой от случая…
Я пишу тебе оттого, что матери я этого не мог бы сообщить, и чтобы, если что со мной случится (что очень возможно), ты бы знал причину или, лучше, моменты, которые побуждают меня к этому шагу…»
И оно случилось…
Сообщение между портами Красного моря поддерживалось парусниками-сумбуками да скверными пароходиками египетской компании «Азизие». Примкнув к толпе паломников, Миклухо-Маклай очутился на палубе такого парохода. Ученый не мог знать, что он находится в обществе самых ярых фанатиков — членов «священного братства кадиров». Пароход управлялся шкипером арабом и делал не более 2 — 3 узлов (что равняется скорости пешехода). Маклай огляделся по сторонам: ни одного европейца! Солнце клонилось к закату. Пустынный выжженный берег навевал скуку.
— Аллах-иль-аллах! — доносилось отовсюду. После вечерней молитвы Миклухо-Маклай решил вздремнуть. Но сон не шел. Паломники перешептывались, бросали на него враждебные взгляды. Особенно въедливо вглядывался в лицо ученого седобородый кадир в белом одеянии я с огромным тюрбаном на голове. Наконец он закричал:
— Среди нас неверный! Выбросить его за борт!..
Кадиры загалдели, повскакали со своих мест, окружили ученого. Миклухо-Маклай видел сухие, перекошенные злобой лица, сжатые кулаки. Молодой кадир подступил к нему вплотную и, изловчившись, схватил за шею.
Ученый не потерял самообладания. Он мягко, но решительно отвел руку кадира, развязал мешок и вынул микроскоп Бруннера. Кадиры отпрянули: вид незнакомого предмета испугал их не на шутку. Миклухо-Маклай не стал терять времени: размахивая микроскопом, он загнал седобородого смутьяна в трюм и захлопнул люк.
И только очутившись на берегу, он, посмеиваясь, объяснил незадачливым членам «священного братства» назначение микроскопа. Кадиры хохотали, ухватившись за животы. Седобородый кадир хоть и был обижен, но даже виду не подал.
— Хвала аллаху и твоей мудрости, — сказал он. — Доктор — желанный гость на нашей земле. Мы ненавидим только тех европейцев, которые вмешиваются в наши дела. А ты не похож на знатных иностранцев, выглядывающих из кают пароходов. Мир тебе и удача…
Миклухо-Маклай стремился завязать дружбу с арабами, и это ему удалось.
Из Египта он переправляется на азиатский берег Красного моря в Саудовскую Аравию, посещает городок Ямбо-эль-Бар, славящийся разбоем и фанатизмом бедуинов, бродит по коралловым отмелям Джедды.
Сказочная Джедда! Это самый большой и самый красивый город на побережье Красного моря. Бесконечный поток паломников, шумные красочные базары, огромный рейд, отделенный от открытого моря множеством коралловых рифов. А небо над головой всегда синее, безоблачное, а море прозрачное, как хрусталь. Это страна «Тысячи и одной ночи»!
Здесь можно снять комфортабельную комнату. Жизнь в три раза дешевле, чем в Египте: не больше восьми франков в день — это включая оплату труда ныряльщиков, которые достают вам со дна морского куски кораллов.
Миклухо-Маклай поднимается до восхода солнца. Его уже ждут ныряльщики. Обычно они заняты ловлей жемчуга, но за небольшое вознаграждение готовы послужить науке.
Проходят дни, заполненные интересной работой. Но нужно прямо признаться: коралловые отмели привлекают Миклухо-Маклая все же меньше, чем шумные базары и площади Джедды. Он изучает жизнь людей.
Пора, пора покинуть приветливую Джедду! На огромных барках-сумбуках он переправляется в Йемен, в Ходейду; затем — в Лахайя; посещает острова у Лахайя, а также Далакские острова, коралловые рифы между Массауа и Суакином.
Его влечет загадочная Эфиопия, и вот он уже в Массауа — неприглядном маленьком городке, расположенном на острове. Здесь он прихватил лихорадку. Здесь же обнаружил первые признаки цинги. Но хворать некогда. Нужно перебираться в Судан.
Он идет по Нубийской пустыне, одинокий больной и голодный человек. Между барханами лежит синяя предутренная мгла. Вот восток уже охвачен пламенем. Вспыхивают малиновым огнем пески. Пустыня накаляется все больше и больше, густеет зной, предметы теряют привычные очертания. И вдруг пески сверкнули лазурью, на пустом месте выросли прекрасные белые дворцы, стройные пальмы. Мираж — злой дух пустыни…