Микита Братусь

Идем, и всякий раз перед каким-нибудь прекраснейшим клубком живого соцветия секретарь останавливается и снимает свой брыль, будто здоровается с яблонькой. По этой примете я сразу определил его: душевный человек, сам славный садовник. Позже он мне открылся, что да! действительно занимается.

— Спасибо вам, — говорит, — товарищ Братусь, за ваши труды, за вашу плодотворную жизнь. Пока что у нас таких цветущих островов немного. Наша цель — сделать так, чтоб не отдельные острова красовались в цвету, а чтобы сплошь укрыли сады нашу землю, затопили, как весенний разлив. Сейчас еще далеко не все колхозы могут похвастаться своими садами. Мало деревьев на приусадебных участках, и в частности на юге. Разве это дело? Надо, чтоб росло не только в колхозах и совхозах, не только на усадьбе у колхозника, рабочего или служащего, надо, чтоб и усадьбы наших МТС утопали в садах, чтоб рудники, школы, больницы, детские дома — все окуталось зеленью, чтоб наши промышленные центры, наконец, опоясались могучими зелеными кольцами плодовых насаждений. Как по-вашему, товарищ Братусь?

Это он меня спрашивает, как по-моему, — будто я мог высказаться против!

— Обеими руками — за.

— А наше с вами «за», товарищ Братусь, все и решит. Мы с вами поднимем народ. Станет Украина — и вся советская страна станет — республикой-садом, цветущим, образцовым, опытным полем коммунизма.

Глубоко запало мне в душу его слово. Такое впечатление оставило по себе, будто побывал я с ним где-то далеко, впереди других, в прекрасном новом мире.

Теперь с каждым годом убеждаюсь, как все быстрее приближается тот прекрасный мир, как осуществляются наши общие мечты.

III

Сад наш на историческом месте. По свидетельству преданий и легенд, одно время здесь, на нашем острове, стояла Запорожская Сечь, шумело храброе, веселое казачество. Очень удачно выбрали себе наши предки место для табора, понимали они и в тактике и стратегии!.. Остров, видите, высится, как крепость, повернувшись спиной к непроходимым плавням, а лицом — на юг, к степи. Вражескую конницу, монголов диких отсюда можно было увидеть за десятки километров. Мой приятель Роман Романыч, преподаватель истории, уверяет, что именно здесь, на нашем острове, писали казаки свой знаменитый ответ турецкому султану Магомету, который по темноте своей предложил им перейти в турецкое подданство. Что письмо писалось именно здесь — очень похоже на правду. Еще и мы, закладывая сад, выпахивали плантажными плугами казацкие пистоли, пушки-салютовки да каламари[2]. Один точнехонько такой, как на картине у Репина, будто только что с полотна упал.

Приезжие археологи нашли на острове остатки казацких плавильных печей. Это, говорят, народный примитив в сравнении с современными домнами нашего Поднепровья.

А еще позднее, копая погреба для вина, нашли мы и самого хозяина Сечи — запорожца. Богатырь, гигант! Весь, конечно, истлел, сердечный, не истлели только «оселедец» на голове и саблюка на боку. В головах у него вместо подушки — простое казацкое седло, а возле седла, что бы вы думали?.. Бутылка меду-горилки! Стоит себе, представьте, полнехонькая, не высохла за века, только настоялась, густая стала, а чистая — как слеза.

Бутылку мы, конечно, сдали в музей, только сначала распили ее коллективно, помянув добрым словом своих славных предков.

Верно, вы уже заметили, что и я люблю посмеяться досыта и скучных людей не терплю.

Иногда Оришка донимает меня:

— И когда ты, Микита, уже насмеешься, когда ты перебесишься?

А что поделаешь, если я жизнь принимаю под веселым углом зрения? Такой уже, видно, получилась вся моя генерация, таким, наверно, и останусь до самой смерти и умру с улыбкой, а девчатам велю похоронить меня здесь, в веселом саду, на веселом казацком острове, на самой его вершине… Да разве будет смерть? Иногда мне сдается, что я — вечный. А может, и вправду я вечный, а?

Во всяком разе сам я никогда не повешусь, разве что какой-нибудь молодке на шею.

Да, так о нашей истории.

Надо же было, чтоб так совпало: мне, как и нашим предкам, довелось писать письмо за море, только не подумайте, что султану — султаны теперь перевелись, — писал я подальше, другим адресатам: в туманную Англию.

Сегодня джентльмены, стакнувшись с американскими прасолами и бандитами, хотят разжечь новую мировую войну. Они пытаются свалить свои злодейства с больной головы на здоровую, как тот их предок — ярмарочный жулик, — который, обворовав кого-то, первый заорал:

— Караул! Держите!..

Так и теперь, желая одурачить публику, они кивают в нашу сторону, на всех советских людей, значит и на меня персонально.

«Микита Братусь — агрессор! Его сады завтра нападут на нас. Сады Братуся угрожают всем нашим американским раздутым штатам и английской короне тоже!»

Нет, господа, я человек доброй воли, происхожу из честного, не загребущего рода. Вам — пусть ваше, а мне — мое…