Микита Братусь

— Попал, — говорю, — ты пальцем в небо, товарищ Зюзь. Пока такой умник, как ты, стоит на берегу и разглагольствует, тот, кто, по-твоему, дурень, тем временем речку вброд переходит. Помнишь, когда-то были скептики, которые говорили, что и виноград у нас не выдержит, из всех закоулков каркали на Микиту, когда он высаживал первые кусты. А где сейчас те знатоки? Давай их сюда, я их утоплю в вине из наших новых зимостойких сортов винограда!

— А правда, утопили бы, — замечает наш голова[1] товарищ Мелешко. — Да выгодно ли?

— Или, — продолжаю я, — возьмем историю с хлопком. В первые годы, когда наш украинский юг только начинал осваивать эту культуру, тогда из-за каждого угла нам шипели: «Не та зона! Не дозреют! Не раскроются коробочки до морозов!..» Было такое, товарищ Зюзь?

— Тогда с умыслом шипели, — ерзает на стуле Зюзь, — ты не равняй, пожалуйста!

— Тогда с умыслом, а сейчас ты, зерно, без умысла уже сам протер несколько пар штанов, сотканных из голопристанского или мелитопольского хлопка. Из того, в который не верили!

— Это не совсем то, — бросает Зюзь.

— То, — говорю, — именно то.

Тогда он, бедняга, попробовал меня на теории сбить. Приплел сюда нашу среднюю температуру, козырнул известными всем данными о числе солнечных дней, необходимых для нормального вызревания цитруса. Думает, припер Братуся к стенке, радуется:

— Не сходится баланс! Разрыв большой!..

— Если бы, — говорю, — сходился баланс наших климатических условий, нечего бы и ломиться в открытую дверь. Цитрусы уже давно бы распространились на Украине.

— А теперь разве мы себе климат переизбрали? Что вы сейчас можете противопоставить суровости наших континентальных зим? Ведь речь идет не о каком-то новом зимостойком сорте цитруса — за такой бы мы обеими руками! — речь идет о тех же нежных южанах, которые и в новой зоне будут своего требовать без скидки. Откуда вы, товарищ Братусь, надеетесь получить для них недостающее количество солнечных дней?

Высказался и с победным видом ждет. Только я рот раскрыл, чтоб проглотить Зюзя… проглотить вместе с его окулярами и журавлиными ногами, как откуда-то из сеней, опережая меня, отзываются ему хором:

— Остальные дни мы сами будем греть его!

— Согреем, только бы рос!

— То мои — эти вот — комсомолочки поспешили мне на выручку. Чуть ли не вся моя бригада толпилась, парилась тогда в сенях.

— Да вы такие, что нагреете! — сокрушенно сказал голова, а сам, вижу, посматривает на Лидию Тарасовну — что она скажет. Агроном Лидия Тарасовна Баштова, как известно, у нас парторгом, и ее мнение даже для Мелешко очень авторитетно. Но Баштова — женщина с выдержкой и никогда не спешит навязывать свое мнение. Стиль у нее такой.

— Излагайте, товарищ Братусь, свой план, — спокойно обращается она ко мне.

Излагаю. Тихо стало, а Зюзь тем временем на счетах цок до цок, плюсует себе да минусует. Когда я кончил, он опять добивается слова.

— Если мы трудодни, вложенные во все эти работы, — заявляет Зюзь, — переведем на деньги, выйдет кругленькая цифра с четырьмя нулями: порядка десяти тысяч. Скажите, товарищ Братусь, сколько лимонов можно купить на рынке за десять тысяч?

— Я думаю, что года три чаевничали бы, — замечает Мелешко, явно подавленный зюзевскими четырьмя нулями. — Если послать в Грузию человека к нашим друзьям в Махарадзевский район и договориться с ними — оптом… были бы мы гарантированы.

— К тому же, ничем не рискуя, — оживившись, настаивает на своем Зюзь. — Наш «Червоный Запорожец» не научно-опытная станция, чтобы вколачивать по десять тысяч во всякие эксперименты.

Только я собрался ему ответить, как у двери народ качнулся и вперед, вижу, проталкивается, распалившись, моя краснощекая Оришка.

— Послушайте Зюзя, люди добрые, — возмущенно крикнула Оришка, — он вам нащелкает нулей! Разве ж вы позабыли, как в позапрошлом году у него куриное яйцо обошлось в сто сорок рублей деньгами!

— То была ошибка, — привычно ощетинился Зюзь. — И нечего мне весь век глаза ею колоть!.. Я за то яйцо уже был подвергнут заслуженной критике!

Товарищ Мелешко начал мирить:

— Вы по существу давайте, по существу.

Я и до сих пор не пойму, к кому относилось это мелешковское «по существу»: то ли к Зюзю, то ли к Оришке, то ли к ним обоим.

А Лидия Тарасовна все слушала и только щурилась на ораторов (это у нее привычка такая — щуриться на каждого, как на солнце). Потом попросила слова.

— Плохие были бы мы хозяева, если бы по десять тысяч бросали на ветер, — сказала Лидия Тарасовна. — А что, если не на ветер, товарищ Зюзь? Что, если в будущем именно в нашей Кавуновке, в нашем «Червоном Запорожце» появится один из новых зимостойких сортов украинского лимона? Какими тысячами тогда вы будете подсчитывать наши доходы от него? И не только для нас, а для всей страны? Представьте себе — каждый наш колхоз имеет свой собственный лимонарий. Мой или ваш ребенок захворает, получит целебный плод, выздоровеет. Дорого, по-вашему? Что же может быть дороже, чем здоровье наших детей? Извините, Харлампий Давыдович, за такое слово, но вы рассуждали сегодня… как торгаш.