Михалыч и черт

Красивая стала, глаз не оторвать.

— Это же это… — Иван Петрович пробормотал (даже и не зная, что сказать). — Чудо что ли?..

Читал он когда-то книги о мудрецах-некромантах, что мертвецов умели воскрешать. И твёрдо знал, что антинаучное это занятие. И вообще — дело пустое. Смерть — явление необратимое. Это тебе не телят да поросят откачивать. Да и мёртвого телёнка к жизни не вернёшь. А здесь — человек…

— Вы это гражданка как это?… — решился наконец спросить Иван Петрович. — Это как это можно то?

— Будто и не рады вовсе? — гостья его спросила и снова при том улыбнулась. — Сами в гости пригласили, час уж с лишним о жизни своей рассказываете. А как улыбнёшься вам в ответ да поговорить захочешь — так сразу глаза круглые делаются. Эх, мужики, мужики!.. Только себя слушать и умеете, никакого с вами общения не получается. Чайку может ещё подольёте, мой то остыл уже весь?

Подлил ей чаю горячего Иван Петрович, но в себя придти так всё и не может.

Нет, удивительно это всё таки!

— Нет, это конечно здорово очень… Но уж больно, Людмила Сергеевна, явление это необычное. Прямо на сказку какую-то похоже. Это же вы… Воскресли, получается?

— А от любви всегда воскресают, — спокойно так ответила Людмила Сергеевна, чай прихлёбывая. — Вот только мёртвых пожалеть да полюбить никто не догадывается. Оттого и воскреснуть они не могут. Лежат себе в печали, гниют потихоньку… Я вот день только один полежала — и то выть хочется…

— Это вы, пожалуйста, не надо, — забеспокоился Иван Петрович. — Я мужчина холостой, одинокий. Вся деревня знает, что я один живу. Ежели у меня кто выть станет, да ещё и женским голосом… Такие тут слухи пойдут.

— Ну это вы, Иван Петрович, напрасно, — гостья ответила. — Это я так, фигурально выражаясь говорю, что выть хочется…

«Надо же, выражаться ещё умеет» подумалось отчего то Ивану Петровичу. «Да ещё и фигурально… А женщина вроде интеллигентная».

— …А на самом деле тоска просто смертная. А вы вот меня не бросили…

— Людмила Сергеевна, а вы имя моё откуда знаете? — спросил её вдруг Иван Петрович. — Неужели… на том свете?..

— Да вы же сами мне представились, когда из могилы выкапывали! — в удивлении воскликнула Людмила Сергеевна. — Что ж вы всё забываете то! Или от волнения это у вас, Иван Петрович?

— Действительно, действительно… — Иван Петрович и впрямь из головы это совершенно выпустил.

— А то свет… Нет его, наверное, — сказала Людмила Сергеевна. — Скучно просто и всё. Лежишь, жизнь свою вспоминаешь… Так хочется, чтобы пришёл кто, поговорил… Вы уж меня не бросайте, Иван Петрович! Не хочу я обратно!

— Это как это — «не бросайте»? — забеспокоился Иван Петрович. — У меня, сами видите, дом маленький. Жилплощади, можно сказать, никакой, да и от колхоза улучшений не предвидится. Хозяйства своего нету почти, зарплата так себе, да и ту ещё дождаться надо. Колхоз загнётся, фермеров в округе — от силы два-три хозяйства, и у них, небось, и зоотехники, и ветеринары свои имеются… Нет, я не против, конечно… Но сами подумайте, мы ж это… Как жить то будем?

— Так, значит?! — спросила Людмила Сергеевна и голос её показался Ивану Петровичу каким-то даже угрожающим. — Как женщину беспокоить, из могилы выкапывать — так это жилплощадь позволяет? И истории ей разные рассказывать — это тоже мы умеем?! Замужнюю женщину в дом себе заманили значит, семью, можно сказать, разбили, а теперь — убирайся вон, значит?! Доживай, стало быть, в одиночестве?!! Подлец вы, Иван Петрович, вот что я вам скажу!! Совести у вас нет, у гада-а-а!!..

И в голос завыла, заплакала.

— Да что ж это! — заметался Иван Петрович по дому, время от времени подбегая к окнам и плотнее задергивая занавески. — Да это ж такая история приключиться может!.. Это ж безобразие такое!.. Подсудное ведь дело будет!.. Ой, да успокойтесь вы, Людмила Сергеевна! Я ведь тоже того… фигурально выразился!

— Не успокоюсь! — отвечала со слезами Людмила Сергеевна, не розовея уже даже, а краснея от бурных чувств. — Пускай тебя, гада, милиция заберёт! Гробокопатель хренов! Обманщик ты подлый!.. Что мне теперь, на улице ночевать? Или к мужу тридцать вёрст пешком топать?!!

«Да он это… от радости такой нечаянной инфаркт ещё получит» подумал Иван Петрович. «А, может, и впрямь?.. Пожить, попробовать?.. Не выгонять же, в самом деле…»

— Вы это… ты не реви, в общем, — сказал он, голосом робким и неуверенным (хотя и переходя уже на «ты»). — Ну ладно… Нравишься мне, правда… Оставайся тогда… место есть. Проживём как-нибудь.

Всхлипы прекратились так резко, что наступившая тишина буквально ударила его по ушам.

Людмила Сергеевна вытерла тыльной стороной ладони глаза и взглянула подозрительно на Ивана Петровича (не подвох ли какой?).

— Передумали, стало быть? И надолго ли у себя оставляете, позвольте спросить?

— А насовсем, — уже уверенно и беспечно ответил Иван Петрович. — я человек одинокий. Вам вот тоже идти некуда. Так что… Живите у меня, чего там. Одному ведь тоже… тяжело иногда бывает. И это… мы ж на «ты» вроде называть друг друга стали?