Опять встали. Водитель двигатель заглушил.
Дверь хлопнула. Вышел, что ли?
Сзади шум. Ещё одна машина подъехала. Менты, что ли, за ними вслед ехали?
Трудно понять, догадаться если только. По звукам.
— Петрович… А Петрович… Здесь ты? — это Кошелева голос.
— Помолчал бы, Дмитрий Иванович, — Безруков сказал укоризненно. — И тут тебе всё неймётся… Ты уже и так накликал себе.
— Да вышли вроде все, Петрович… Слышь, я дорогу то узнаю. В морг нас, что ли, привезли Петрович?
— Морг у другого поворота. В крематорий нас, похоже, доставили, Дмитрий Иваныч. Не иначе.
— Жечь будут? Или как?
— Да уж не знаю. Мне не докладывали…
Полежали они в молчании ещё минуты две.
— Петрович, — Кошелев опять голос подал, — а мне эти суки клыки выбили. Напрочь. Стволом в рот врезали… и сапогами ещё потом добавили. Хреново мне как-то, Петрович.
— А мне что, хорошо разве? — Семён Петрович ответил сердито. — Помолчи уж. Неугомонный ты какой-то прям, ей-богу!
— Петрович!..
— Да чего тебе?
— А о чём ты сейчас думаешь то, в мешке своём?
Помедлил с ответом Семён Петрович. Думал он… И вправду, подумалось ему…
— О жизни будущей думаю.
— А что, Петрович, эта, полагаешь, кончается уже? А, может, наручники снять попробуем? И врезать им напоследок, гадам этим. А?
— Не получится, Дмитрий Иванович. Это только в сказках кровососы сильные такие. Не пули их не берут, ни оковы не останавливают. А в жизни…
— А чего ты о жизни то новой думаешь? Где мы опять воскреснем? Может, получше какое кладбище найдётся… А, может, я командиром полка воскресну… Как полагаешь, Петрович, могу я командиром полка воскреснуть?
— Пиратом тебе надо воскреснуть, Иваныч… Или гангстером каким… А в новой жизни… Я ведь думаю, если сожгут нас — так уж точно по прежнему не будет. Не получится просто по прежнему.
Опять шум. Прислушался Семён Петрович.
Подходит кто-то. Двери открывают. Схватили их, тащат.
На землю бросили.
За «молнию» тянут. Мешок приоткрыли.
Лишь на мгновение свет мутный увидел Семён Петрович, с непривычки зажмурившись, и — зубы ломая и выворачивая, лом ему в рот вошёл, до горла почти.
И тут же — по голове удар. Ещё один.
Поплыло всё вокруг… Тьма опять… Мешок опять застёгивают… Сознание теряя, услышал Семён Петрович вскрик рядом чей-то. Кошелева?
Снова подхватили их, тащат.
— Слышь, мешки не открывать!
— Чего там, начальнички?! Чего спешка такая?
— Не болтай, мужик. Спецоперация. Понял? Меньше вопросов — спокойней спишь.
— Понял… Как не понять… Сорганизуем всё, как договаривались…
Тащат.
Маленький мир, тёмный. Качается. Боль.
Кончится… Скоро и это кончится.
А там? Рай.
Ведь наверняка же рай.
Вампирский рай.
И, то ли в озарении каком-то, то ли в бреду и тумане от боли страшной, увидел вдруг Семён Петрович рай… сад неувядающий… Эдем вампирский.
Будто идёт он по саду этому. А вокруг — реки текут кровавые, фонтаны крови струи свои вверх взметнули. Бьют фонтаны, словно кровь из аорты разорванной хлещет, пульсируя.
Красный свет вокруг… мягкий… тёплый. Не жжёт совсем, не больно. Красное солнце в дымке. Тихое, вампирской.
Деревья растут вокруг. Нет, не деревья — шеи то вытянулись. Огромные. Длинные. Плоть напрягшаяся, вены вздутые.
Ах, охотник, нежить несчастная! Приложись, приголубь… Отдохни… Испей…
— Наручники надо снять! Тормози, бля!
— А раньше о чём думал?! Газ уже пошёл, поздно уже… Слышь, заслонку там…
Ах, тихо как! Озёра волною красной плещут.
Ангелы кровь из чаш льют, песни поют, гимны торжественные.
Осанна! Благ ты и справедлив, бог крови и отдыха!
Бог, рай сотворивший!
Рай любви. Нежности. И тепла.
А ведь и правда.
Тепло в раю то как! Жарко даже!
Горячо то как, Господи!..
Легенда о Красной Шапочке
или Теория шапкозакидательства
Рассвет яркий, солнечный.
Воздух свежий, смолою пахнет.
Пьянит воздух. Дышать полной грудью хочется. Песни петь. Социализм строить.
Но строга мать и серьёзна. Не до шуток теперь, не до песенок.
На важное задание дочку отправляет.
Ох, вернётся ли…
— Значит так, доченька. Карта у тебя в планшете. Оружие я тебе выдала. Пирожки в корзине. Схема маршрута — на карте. Двигаешься строго на север, до старого дуба, оттуда на северо-запад два километра по лесной тропинке, доходишь до моста, от моста ещё километр на северо-северо-запад…
— Знаю, мамаша, — отозвалась Красная Шапочка и бросила докуренную папиросу за окно.