Что ещё можно сказать о Задорнове в плане работы. До РЕН-ТВ он очень чётко дозировал свои появления на экране.
Когда-то, в 1980-х годах, он придумал коэффициент узнаваемости. То есть насколько его узнают на улицах и в общественных местах. Коэффициент этот очень вырастал после показов по ТВ. Но он понимал, что очень частые появления на экране вредят популярности.
В связи с этим хочу рассказать одну комичную историю, которую мне рассказал сам Миша.
Что было на самом деле – не знаю. Он всегда что-нибудь прибавлял, сочинял на ходу.
Значит, Задорнов однажды решил пойти в народ. Надел куртку, кепку надвинул на глаза, чтобы не узнали, и пошёл в метро. Сколько платить за билет, он не знал. На всякий случай дал сто рублей, получил карточку, ну и подошёл к турникету.
Куда совать карточку, он тоже не знал. Так попробовал и так – не получается. Подошла дежурная и сказала: «Ну, вы ещё тупее американцев». И помогла Мише приладить билетик.
Спустился по эскалатору, никто его не узнал. Вошёл в вагон, сел. Никто не узнаёт. Он приподнял кепку – всё равно никто не узнаёт. А у нас в метро каждый занят собой. Кто в телефоне что-то разглядывает, кто газету читает, кто просто в отключке. Задорнову стало обидно, что никто его не узнаёт. Он встал, подошёл к какому-то мужику и спросил: «Вы меня не узнаёте?»
Мужик, видно, приходил в себя после вчерашнего. Он посмотрел на Задорнова и сказал: «Слышь, мужик, я себя-то сегодня не узнаю».
Не знаю, что здесь присочинил Задорнов, но он по ТВ рассказывал историю, как мы с ним ездили в Париж, ходили в какой-то музей. И рядом оказался какой-то шахтёр из России с металлическими зубами. И якобы я сказал этому шахтёру, что зубы его вызовут звон в рамке.
– И что делать? – спросил шахтёр.
– В туалете есть туалетная бумага, надо обернуть ею зубы, тогда не зазвенят.
Шахтёр так и сделал, а потом так и ходил, с туалетной бумагой во рту, потому что надо было назад выходить.
Никогда в жизни мы с ним не были в Париже. Вся эта история выдумана Мишей. От начала и до конца. Выдумщик!
Однажды я ему рассказал, как я разыграл Хазанова.
Стою я возле дома Хазанова в Трубниковском переулке, жду Гену, а рядом какой-то парнишка крутится.
Я говорю ему:
– Хочешь заработать три рубля?
– Хочу.
– Сейчас выйдет Хазанов, подойдёшь к нам и попросишь автограф у меня, только у меня, понял?
– Понял.
– Давай.
Выходит Хазанов. Парнишка подходит к нам, просит у меня автограф. Я даю. Пацан отходит. Вы бы видели лицо Хазанова.
Миша послушал эту историю и стал рассказывать её со своей концовкой: «Пацан отошёл от нас, Хазанов посмотрел ему вслед и сказал: «Лёнь, сколько ты ему заплатил?»
Конечно же, его вариант был смешнее, чем мой.
В конце появилась хорошая реприза. Он сам её придумал. А остальное придумал я, ничего подобного в жизни не было.
Вот так и рождаются анекдоты.
Случалось, что он мне помогал что-то усмешить, было и наоборот – я ему.
Мы подъезжали к Останкину, он мне говорит:
– Лёнь, не было каких-то реприз по поводу… – ну, не важно чего.
Я сказал:
– Вот такая была реприза на эту тему.
– Всё, я сделаю по этой конструкции свою. – И делал. Делал талантливо.
Где-то в конце 1980-х мы с моим театром юмора «Плюс» приехали в Ригу выступать во Дворце спорта.
Туда ко мне пришёл Миша с красивой девушкой лет двадцати. Так я впервые увидел его будущую жену, Алёну Бомбину.
Удивительное дело, и Велта, и Алёна – обе были и продолжают быть прекрасными женщинами. И та и другая: и красивые, и милые, и умницы. Вот так получилось, что Миша вынужден был раздваиваться какое-то довольно долгое время. Миша скрывал существование Алёны. Но потом, когда родилась дочка, скрывать уже было невозможно. Велта обо всём узнала. Через годы Миша развёлся с Велтой и официально женился на Алёне.
Но с Велтой его связь не прерывалась. Она оставалась в его жизни близким и дорогим человеком. Я никогда не спрашивал Мишу о его взаимоотношениях с обеими жёнами. Понятно было, что эта ситуация стоила ему много нервов. Я принял всё это как данность. Ничего переделать было нельзя. Это было его решение, и никто не вправе был в него вмешиваться.
Ещё одну историю из 80-х годов не могу не рассказать, хотя бы потому, что её рассказывал со сцены сначала Ефим Смолин, а потом и Влад Листьев.
Дело было в Баку. Миша исполнял там миниатюру «Ручечка» – пародия на «Спокойной ночи, малыши».