Михаил Задорнов. Аплодируем стоя

Он по-хорошему завидовал моему терпению. У него такого терпения не было никогда. И поэтому он никогда не приближался, был равноудалён ото всех, и в этом отношении его и побаивались, я думаю. Побаивались, потому что чёрт его знает, непонятно, что от него ждать. Чего-нибудь ляпнет ещё…

Он выходил за рамки жанра, всё-таки всегда был личностью. И зрители воспринимали всё, что он говорит, от первого лица. То есть не только так пошутил Задорнов, а что он именно так и думает. Поэтому можно шутить про Америку, потом выпустить книгу «Я люблю Америку». Потому что шутил-то тот Задорнов, а написал книгу этот.

Это какая-то абсолютно мальчишеская восторженность. Он для меня никогда не имел никакого возраста. То есть возраст и Задорнов – это абсолютно несовместимые понятия. Просто весёлый мальчишка с нашего двора…

Но в принципе, конечно, чуйка у него была невероятная. То есть он задолго до всего нашего российского народа предвидел охлаждение отношений между Россией и Америкой и стал, собственно, их предтечей.

И с человеческой, и с профессиональной точки зрения, он для меня был неожиданным своей изобретательностью. То есть он был для меня этаким Кулибиным. Это касалось и каких-то вещей на сцене. Ну, потому что, конечно, он что-то привнёс ещё из своих студенческих, театральных опытов. Например, то, как он каждый раз падал в опредёленный момент выступления и старательно отрабатывал это. Я участвовал в его концерте. И был момент, который он для себя наметил, особенно смешной для всей аудитории, когда все хохотали, звучали аплодисменты. И он так специально раскачивался на стуле, давал в этот момент критический угол и каждый раз падал. Якобы от смеха, каждый раз, из года в год. На одной и той же репризе он падал со смеха. И так это было искренне, что поверить в то, что он так падает уже тридцатый раз, было невозможно. Это, конечно, изобретательность. Изобретательность и в жизни. Вот из каких-то пеньков, из каких-то палочек сделать часы, какие-то стульчики, колодцы, пирамиды… Ну, то есть какой-то такой в принципе герой Шукшина абсолютно.

Ну, конечно, он был дарителем. Он, наверное, и принимать подарки любил, но очень сложно было найти его в день рождения, который он обычно скрывал всегда. Скрывался в свой день рождения. А его подарки были всегда неожиданные, часто игровые. Когда мы пришли в замок, он подарил кольчугу. Причём кольчуга тяжёлая, килограммов пятнадцать! Михаил Николаевич уже на себя её надел, причём я думаю, как он на себя надел? Она же пачкается этим железом, чуть ли не машинным маслом. Но он её водрузил, встал с каким-то мечом… И игру подарил прибалтийскую «Новус», в которую мы там играли.

Это какая-то абсолютно мальчишеская восторженность. Он для меня никогда не имел никакого возраста. То есть возраст и Задорнов – это абсолютно несовместимые понятия. Просто весёлый мальчишка с нашего двора…

Максим Галкин

Шоумен, телеведущий, юморист

Для меня – просто Миша…

10 ноября 2017 года ушёл из жизни Михаил Задорнов. Для многих Михаил Николаевич. Для меня – просто Миша, потому что мы были знакомы 48 лет…

Целая жизнь!

Последний его год мы с ним не виделись. Он болел.

Где-то в ноябре 2016 года была съёмка передачи «Смеяться разрешается», и Миша приехал сниматься. Мы с ним прекрасно поговорили, месяца два не виделись, а он уже знал о своей болезни.

Я выступал в первом отделении, но остался, чтобы посмотреть выступление Задорнова. Он вышел на сцену, прочитал новый монолог. Хороший монолог. Публика была в восторге. Второй монолог был ещё лучше. Несмотря на болезнь, Миша продолжал писать хорошо. После двух монологов он решил почитать мелочи, начал читать, но листочки от перекладывания упали на сцену. Миша поднял их и попытался читать дальше. Я смотрел его выступление из артистической по телевизору. И вдруг вижу, что Миша начинает падать. Выбежал какой-то человек, поддержал. Миша попытался читать дальше, но тут у него перекосило рот, и он снова стал падать. Его увели со сцены…

Я, увидев всё это, просто заплакал. Я никогда не видел Мишу слабым. Я видел его весёлым, жизнерадостным, сердитым и даже злым, но никогда – слабым. Это на меня так подействовало, что слёзы покатились сами.

Его привели в артистическую, я попытался скрыть слёзы, но Миша всё увидел и стал меня успокаивать:

– Лёнь, не расстраивайся, у меня уже так было, сейчас пройдёт.

Его усадили на диван, вызвали скорую. Он успокоился, пришёл в норму. Врачи хотели забрать его в больницу, но он попросил отвезти его в санаторий «Барвиха», в котором он жил в это время. Его повели к машине скорой. Я шёл позади. Вдруг он переполошился:

– А где Измайлов?

– Здесь я, здесь. – Проводил его до машины, попрощались, и он уехал.