Михаил Ульянов

— А знаете, как Михалков в одном из интервью сказал? Работа с Ульяновым — всё равно что резьба по дубу.

— Да?..

Я пожалел, что процитировал Никиту Михалкова.

В рыбалке с лодки ветерана морской авиации на траверзе Валлетты было больше серебристо-золотисто-дымчатой романтики, чем того, что вызывает в мужчинах азарт. Мы погружали леску с крючками и грузилами в воду, насколько хватало длины, и когда нижнее грузило ложилось на каменистое дно, а глубина у скал была около двенадцати метров, наматывали леску на катушку, бесхитростно, не подсекая, просто вытаскивали и, если крючки были пусты, отплывали на другое место. В косяк наши «самодуры» угодили, как пальцем в небо, с седьмой попытки. Удилище в руках Ульянова дёрнулось, выгнулось, выпрямилось, снова выгнулось в дугу, кончик его вонзился в воду, пружинисто вырвался, роняя бриллиантовые на солнце капли… Первым четыре рыбёшки вытащил Ульянов. Стал снимать рыбу с крючков, молча, усердно, но с крючками вырывались малиновые жабры, даже выдавливались рыбьи глаза. Помог ветеран. И у меня начало клевать, вернее, маленькие блестящие рыбёшки, похожие на наших черноморских ставридок, дружно повисали гроздьями на крючках, до тринадцати штук за раз, и вытащить их было непросто, притом под саркастическими взглядами играющих невдалеке дельфинов. Я поглядывал на Ульянова, представляя на его месте своего отца, да любого мужика, и ожидая мальчишеского восторга. Но кроме отрешённой какой-то сосредоточенности (будто на промысле) — ничего. Попадалась кефаль, крохотная макрель, сардинки… Ульянов вытаскивал, снимал их с крючка, вновь отпускал леску… Такая же отрешённость была на его лице, когда собирали грибы на охраняемой территории подмосковной воинской части, куда пригласил нас её командир, поклонник Ульянова-Жукова: сыроежки, лисички, подберёзовики, подосиновики его мало интересовали, оживлялся Михаил Александрович, находя большие белые, которые, как правило, оказывались червивыми, Алла Петровна разрезала их ножом и выбрасывала… И вдруг с неожиданной силой снизу что-то дёрнуло — Ульянов чудом левой рукой успел перехватить на лету уже вырванное из правой руки удилище, с трудом удержав равновесие. Стал вытаскивать. Леска то натягивалась, то провисала. В тёмно-лиловой синеве под дгай-сом мелькнуло что-то крупное, полосатое, но сразу исчезло.

— Тхирджшфиш! — вскрикнул ветеран по-мальтийски (или что-то в этом роде).

Схватка с рыбиной (чем не «Старик и море», подумал я) продолжалась добрых пять минут. Ульянов, упершись ногой в борт, то отпускал леску, то наматывал её на катушку, то вновь отпускал, водил… И всё же рыбина, похожая на катрана, так называемую у нас черноморскую акулу, килограммов на пятнадцать, по мнению ветерана мальтийских ВВС, сорвалась и, вильнув, как водится, хвостом, ушла вглубь Средиземного моря. Ульянов, глухо матюгнувшись, сплюнул. Он почти не обращал внимания на срывавшихся, плюхавшихся за борт маленьких ставридок и кефалек. А из-за большой рыбы расстроился.

— Давай кончать с этой рыбалкой, — приказал по-жуковски. — Пора на теплоход.

— Она всё равно несъедобная, Михаил Александрович… — пытался утешать я тестя, видимо, не на шутку вознамерившегося полакомиться средиземноморским катраном.

— Да при чём здесь… В Америке, помню, у нас с Аллой Петровной хорошая была рыбалка.

— Голубого марлина ловили, агуху, как Хемингуэй?

— Марлина не поймал, врать не буду. Но нечто хемингуэевское почувствовал. Вот таких тунцов ловили! — Он по-рыбацки широко развёл ладони — ветеран рассмеялся, а Михаил Александрович, будто мальчишка, застигнутый за чем-то постыдным, смущённо нахмурился.

Хорошо помню, что в тот момент, когда дгайс причалил к пристани, я почему-то подумал: больше мне с Ульяновым не рыбачить.

* * *

…Ульянов дал почитать выдержки из своего двадцатилетней давности, времён работы над «Братьями Карамазовыми», дневника, высказав сомнение, публиковать ли в книге, над которой работает. Пахарь, что скажешь! Великий русский пахарь! Муки и пот творчества в чистом виде. Духовная требовательность к себе на грани подвижничества. И мысль. Философия.

«25 января 1967 г. 3-й съёмочный день.

Продолжение съёмок Лягавого. Страшно хочется скорее посмотреть материал — я не знаю, как сниматься. Страшно наиграть. Вроде внутренне подготовлен к сцене — внутренне подготовлен снять глубже. А начинается мотор, и идёт нажим. Жим от характера, который мне представляется, за характером можно упустить мысль, содержание роли. А за мыслью теряется характер. А впрочем, это всё чепуха! И мысль, и характер едины.

Пырьев требует страстей. А может быть, это сторона, которая сейчас не нужна и смешна? Чёрт её знает. Игра втёмную, вслепую.

26 января. 4-й съёмочный день.