Михаил Ульянов

— …В этом «Антикиллере», — рассказывал Ульянов, — мне надо было изобразить благообразного, обкатанного жизнью бандита, который с годами обрёл лоск и определённые даже манеры. В своём доме он окружает себя очень богатой и очень вычурной обстановкой. Но в безвкусице присутствует и напускная благопристойность, которую, по моему мнению, и следовало сыграть. Хотя суть этого человека прежняя — пахан, отвечающий за воровской общак. Отсюда цинизм, изворотливость, жестокость. У него было перерезано горло, значит, он должен был произносить фразу с надрывом и натугой, сипло. И я решил чуточку так по-актёрски похулиганить. Мне вспомнился сипатый дон Корлеоне — «крёстный отец» — в замечательном исполнении Марлона Брандо. Почему бы не сгустить краски и вместо русского вора в законе не сыграть итало-американского мафиозо? А вернее, не его, а просто в своей игре передать игру великого актёра в подобной роли? Каюсь, я нагло её повторил — отсюда у пахана в «Антикиллере» этот тон, эта избыточность в поведении. В конце картины главный вор вынужден застрелиться. Казалось бы, финал закономерен, зло наказано, справедливость восторжествовала. Но у зрителей осталось, я знаю, недовольство не столько от самой роли, сколько от моей причастности к ней. Мол, актёр, сыгравший «ворошиловского стрелка» и вообще не одну исполненную внутреннего благородства роль, вдруг играет мерзавца!..

Когда Ульянова не станет, режиссёр Егор Кончаловский вспомнит:

«Ульянова я знал как актёра с раннего детства, с младших классов. Врезались в память маршал Жуков в „Освобождении“ — как собирательный образ. Конечно же „Бег“. „Без свидетелей“, потому прежде всего, что фильм был сделан Никитой Михалковым, в семье, и к нему внимания было всегда больше, я его не раз смотрел.

— Что же в семье Михалковых-Кончаловских говорили о „Без свидетелей“?

— В связи с этой картиной вспоминаю недавнее выступление Зельдина по поводу того, что пропало понятие актёрского амплуа, на что он сетовал. Мне кажется, что у Михаила Александровича вот этого амплуа никогда не было. Вспомните его совершенно разные роли — по градусу, по вектору направленности… Я говорю о том, что природа нынешнего отсутствия амплуа совершенно противоположна отсутствию амплуа у Ульянова. Потому что Ульянов — совершенно универсальный артист, и во всех возможных амплуа он выступает с абсолютной достоверностью и убедительностью. Тогда как у нынешних артистов это отсутствие амплуа выражается и объясняется отсутствием и понимания, и точного определения графики характера. „Без свидетелей“ — один из примеров совершенно неожиданного поворота граней таланта и удивительных способностей перевоплощения Михаила Александровича. И то же самое, если хотите, я могу сказать про фильм „Антикиллер“, где я имел честь работать с ним. Фильм может нравиться, не нравиться, меня, как правило, ругают за него. Но тот образ, который создал, построил Ульянов, будучи, кстати, уже далеко не здоровым человеком, гораздо более многогранный, многослойный, многоэтажный, чем тот, что был прописан или недопрописан в сценарии и романе Корецкого и что я представлял себе, когда думал об этом характере. Я очень рад был, что Ульянов согласился. И конечно, довольно нервные были минуты на съёмках, потому что у меня собиралась такая плеяда артистов удивительных — Белявский, Шакуров, Бортник, Сухорукое, да многие — во главе с Ульяновым! Ульянов играл такого персонажа — отца, и в результате и на съёмочной площадке, и вне её, вне этого пространства слов „мотор“ и „стоп“ он оставался таким отцом этой банды, присутствующей в картине. Было крайне приятно, что каждую минуту он предлагал: такое вот решение, иное — удивительно!.. Он с каким-то неожиданным и абсолютным энтузиазмом относился к этой, казалось бы, странной для Ульянова, вельможи, хозяина театра, народного, Героя, вообще объективно великого, — картине.

— А он вельможа? Интересно, каким он всё-таки виделся представителям дворянского рода Михалковых-Кончаловских?

— За Никиту и отца говорить не могу, но для меня он всегда был где-то там, наверху. В поколении артистов, которое сейчас, к сожалению, уходит, и вместе с ними, этими артистами, из которых Ульянов, наверное, один из первых артистов, уходит не просто эпоха, как говорят, а уходит понимание того масштаба личности и личностей, которые могли быть… И этот процесс, на мой взгляд, очевиден. Даже если брать, скажем, нашу семью и судить по застольям, которые были у Сурикова, потом у Петра Кончаловского, потом у Натальи Петровны Кончаловской, потом у Андрона Кончаловского и Никиты Михалкова и теперь у нас. Масштаб личностей от поколения к поколению — и с какой-то невероятной скоростью — уменьшается.

— Как в грузинском фильме „Пловец“?

— Да, там об этом, я помню, конечно. И с поколением Михаила Александровича может уйти представление о том масштабе личности, который вообще может быть.

— Что ж тогда ждёт наших детей, Егор? Уж не говоря о внуках…