Михаил Ульянов

«Его герой казался совершенно живым человеком. Ни на сцене, ни в кино он не выделывался, казалось, он не использует никакие приёмы, выразительные средства, а — живёт. Если просто перечислить роли Ульянова, такие разные, разноплановые, то сразу станет ясно, что это был необыкновенный актёр! Председатель-колхозник, главнокомандующий Жуков, Тевье-молочник, Бригелла, Цезарь, Понтий Пилат… И это один и тот же человек играет! Он совершенно незабываем с точки зрения человеческой, а главное, это был высочайшего уровня именно нашей, русской культуры актёр. Называйте его как угодно — мхатовским, вахтанговским… Михаил был такой актёр, который должен быть в этой культуре. Который может играть и Шекспира, и Достоевского, и Булгакова, и Вампилова, и Шукшина…»

И Юрий Яковлев вспомнит:

«…Незадолго до моего шестидесятилетия Михаил Александрович Ульянов, тогда уже художественный руководитель Театра Вахтангова, сказал: „Думаю возродить добрую традицию актёрских бенефисов. Начнём с тебя. Выбери любую пьесу, любую роль и любого режиссёра, которые тебе по душе“…

…На гастроли, помню, мы ездили весело… По пути в Болгарию кто-то сделал снимок, как мы дуемся в карты. Миша Ульянов в объектив не попал, но почему-то решил подписать мне мою фотографию. „Юрка! Желаю тебе всегда играть и выигрывать! Твой М. Ульянов“. Надпись передаёт наши тогдашние отношения и прекрасное настроение.

…Инсценировка бабелевской „Конармии“… Когда дело дошло до сцены стычки Хлебникова с Гулевым, которого играл Михаил Ульянов, мы стали импровизировать с такой отдачей, что Рубен Николаевич воскликнул:

— Боже мой! Как это прекрасно! Повторим эту сцену! Нет! Не надо… Так и зафиксируем! А драка получилась красивая… по-вахтанговски!..

Мудрый Самуил Яковлевич Маршак однажды так определил отличие Вахтанговского театра от других: „Привяжем камень к верёвке и станем раскручивать. У других театров будет красивое вращение, а у вахтанговцев — радуга пойдёт!“

…Среди дорогих мне автографов один хранится не на книжной полке, а на стене моего кабинета, чтобы всегда быть перед глазами. Надпись сделана на фотографии Михаилом Александровичем Ульяновым, одним из самых прославленных вахтанговцев моего поколения: актёром, режиссёром, художественным руководителем театра. Он — признанный лидер всей театральной братии — Союза театральных деятелей России.

С Михаилом Александровичем мы — антиподы. Нас словно специально подобрали в труппу, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в одной роли и ни в какой другой ипостаси (например, на общественном посту) мы бы не пересеклись.

Безумно интересно следить за судьбой ярко одарённого, редкостно трудолюбивого, умного, умеющего бесконечно совершенствовать себя человека. Годами, десятилетиями он восхищал меня качествами, которые во мне не слишком развиты или начисто отсутствуют.

Мы были с ним партнёрами только на сцене и лишь в пяти спектаклях: „Шестой этаж“, „Конармия“, „День-деньской“, „Гибель эскадры“ и „Принцесса Турандот“. В наших отношениях только одно тёмное пятно: Миша в роли вожака революционных матросов расстрелял меня — адмирала, не дрогнув. Всё прочее у нас — цепь пониманий и недоразумений, согласий и споров, но всегда — уважения и того особого родства, которое известно только в очень хороших театрах и только тем, кто отдал им жизнь.

За строками М. А. Ульянова — панорама нашей с ним творческой и личной судьбы:

„Юре — на добрую память о буйной младости и с сердечным пожеланием зрелых свершений. Я всегда удивляюсь твоему таланту.

С любовью М. Ульянов“.

Что ж, Миша, „любовью — за любовь“ и отвечу. Не знаю другого руководителя театра, который бы так заботился об актёрской занятости в ролях, достойных наших коллег. Ты ведь был инициатором моего бенефиса, предложил театру „Весельчаков“ Нила Саймона с превосходной, теперь уже любимой ролью для меня. Мне искренне жаль, что не случилось в своё время одарить и тебя автографом такой же душевной ценности…»

— …Сейчас молодых снимают, — продолжал Ульянов в последнем интервью. — Которые, кстати, не пьют.

— На меня намекаете?

— Я об актёрах своего поколения и о тех, что моложе, но уже к шестидесяти-семидесяти. Бывает, запивают.

— Караете? Как художественный руководитель театра?

— Да нет, конечно. Какой из меня каратель?

— Но вас-то в своё время Рубен Николаевич Симонов из театра попросил — за неумеренные возлияния.

— Сейчас так не пьют. А молодые, востребованные, не пьют вовсе, потому что всегда должны быть в форме, всегда готовыми к работе. Я тут намедни статью в газете прочитал: «Не Голливуд, но всё-таки». О том, что американские «звёзды» получают семь-восемь миллионов долларов, некоторые — до тридцати, европейские — миллион-два, а наши нынешние молодые — десять-двенадцать тысяч за съёмочный день. Представим, что в картине двадцать-тридцать съёмочных дней, — простая арифметика говорит о том, что получаются весьма приличные деньги. Вот мы, бывшие народные СССР, и…

— Бывших народных, тем более СССР, не бывает! — не удержался я.