Михаил Тверской

Вернувшись из венгерского похода, Батый уже знал, кому можно доверить верховную власть в Северо-Восточной Руси. Кто первый встал на колени перед троном Батыя, тот первым и получил свой кусок имперского пирога — власти над миром. Эта политика сомнительной в моральном отношении предусмотрительности принесла Ярославу владимирский трон и ещё восемь лет жизни, которую, впрочем, трудно назвать счастливой.

Но от судьбы, как известно, не уйдёшь... Благополучно пережившему Батыево нашествие Ярославу Всеволодовичу было «на роду написано» принять смерть от рук степняков. Произошло это при обстоятельствах далеко не героических. Гений интриги сам стал жертвой интриги, но иного, более высокого порядка...

Установлению конструктивных стабильных отношений между Русью и татарами поначалу сильно препятствовало непонимание русскими людьми, оказавшимися в Орде, тех институтов и представлений завоевателей, которые историки назовут «структурами повседневности». В частности, приверженность монголов их традиционным ценностям и в первую очередь — культу предков русские поначалу принимали за покушение на православную веру. «Царство церковного мифа построено на полном пренебрежении к структурам повседневности» (148, 95).

Ярослав Всеволодович, как в силу своего степного опыта, так и благодаря природной быстроте ума, раньше других понял, как следует себя вести, чтобы стать своим человеком в Орде. Прежде всего он не изъявлял желания обличить «идолов», которым поклонялись монголы. Такая позиция не означала вероотступничества. Просто Ярослав понял, «что идеология Чингизидов сродни мировым религиозным учениям (идея небесного мандата; власть дарована хану Вечным Небом)». И что «в представлении монголов эта идея не конкурировала с известными религиозными учениями» (148, 235). Они считали, что их собственная «чёрная вера» вмещает в себя все прочие вероучения, подобно тому, как их универсальная государственность призвана вместить в себя все существующие государства.

Явившись в Орду в 1243 году вместе с сыном Константином, Ярослав поклонился Батыю и почтил его дарами. Перед тем, как войти в юрту Батыя, он, безусловно, выполнил все положенные обряды монгольской «чёрной веры» — прошёл через огонь двух костров, поклонился кусту (приюту душ умерших ханов) и золотой статуе Чингисхана, выпил считавшийся у православных христиан нечистым питьём кумыс. Тем самым Ярослав не только избежал печальной участи слишком буквально понимавшего идеи христианства князя Михаила Черниговского, но и сделал первый шаг по пути интеграции в систему образов и понятий великой Монгольской империи.

Однако поклонами «идолам» дело не кончилось. Батый как «губернатор» одной из провинций Монгольской империи («улуса Джучи») вёл сложную игру с «федеральным центром». В этой игре внешняя почтительность переплеталась с затаённой ненавистью, а притворное простодушие — с коварством. Ссылаясь на возраст и недуги, Батый отказывался лично являться в столицу империи Каракорум. Истинная причина отказа была проста: Саин-хан («Счастливый хан», как называли соплеменники Батыя) опасался попасть в руки своих врагов и принять из этих рук заздравную чашу с отравленным питьём.

Свою роль в этих двуличных отношениях должны были сыграть и живые свидетели военных успехов Батыя — правитель покорённых «урусов» великий князь Владимирский и его многочисленные сыновья.

Для начала Батый в 1243 году отправил в Каракорум сына Ярослава — Константина. Это был простейший способ показать свою лояльность имперским властям. Приезд сына главного русского князя символизировал покорение Руси и должен был смягчить неприятное впечатление, произведённое на императорский двор отсутствием самого Батыя.

Монгольская империя

Никаких подробностей о поездке Константина Ярославича в Монголию не сохранилось. Опуская это «белое пятно», можно сказать, что поездка великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича в Каракорум в 1245—1246 годах стала первым знакомством русской правящей элиты с внутренним устройством самого большого государства в истории человечества — Монгольской империи.

Строго говоря, Ярославу совершенно незачем было ехать за семь тысяч вёрст в Каракорум. Но с подчинением монголам русская элита уже переставала жить по своим собственным представлениям и вынуждена была усвоить себе имперские правила игры. А эти правила требовали присутствия на общемонгольском курултае местных правителей и иностранных «гостей».