Михаил Тверской

Картина вражды между Петром и Михаилом Тверским возникла не ранее чем лет через десять после мученической кончины князя. Московские книжники (или их единомышленник ростовский епископ Прохор) были тогда заняты составлением Жития митрополита Петра, без которого нельзя было осуществить его канонизацию как московского святого. Уже в 1327 году Первоначальная редакция Жития митрополита Петра (или её краткая основа) была готова (116, 31). В этом году во Владимире состоялся церковный собор, на котором была утверждена местная канонизация Петра. Примечательно, что на соборе присутствовал старший сын Михаила Тверского Александр, занимавший в 1325—1327 годах стол великого княжения Владимирского. Очевидно, он с должным почтением относился к памяти святителя Петра и не возражал против его причисления к лику святых.

И всё же главным энтузиастом прославления Петра был Иван Калита. В 1339 году благодаря поддержанным митрополитом Феогностом хлопотам москвичей Петра признали святым и в Константинополе.

При составлении Жития Петра следовало учесть целый ряд вопросов, имевших в ту пору политическое звучание. Главный среди них — вопрос об отношении между святым митрополитом Петром и святым Михаилом Тверским. Местное почитание Михаила Тверского началось сразу после его кончины. Мученический характер его гибели был очевиден. Обстоятельства его кончины обеспечивали ему достойное место среди погибших от рук татар русских князей. Молва представляла их как страстотерпцев, мучеников за христианские идеалы. Сподвижниками Михаила в этом пантеоне были Юрий Владимирский и Василько Ростовский, Михаил Черниговский и Роман Рязанский. Тверскими книжниками была составлена Повесть о Михаиле Тверском, которая со временем стала весьма популярной и в полутора десятках редакций разошлась по летописям и рукописным сборникам (83, 7).

Московские книжники должны были создать новый исторический миф. Избегая при разработке тверской темы прямого упоминания князя-мученика Михаила Тверского, создатели Жития Петра отводят роль главного клеветника тверскому епископу Андрею. Но и он не выглядит законченным злодеем. Согласно Житию, Андрей вскоре раскаялся, просил прощения у святителя и был прощён.

Заметим, что создатели Краткой редакции Жития Петра помимо «политической корректности» должны были решать и чисто литературную задачу. Главный герой Жития — святитель Пётр — должен был иметь врагов хотя бы для того, чтобы их сначала посрамить, а затем, раскаявшихся, простить. Согласно агиографическому канону, для прославления положительного героя требовался и отрицательный персонаж. Политические обстоятельства подсказывали имя этого героя — тверской епископ Андрей. Но осведомлённый читатель понимал, что за спиной Андрея стоял его покровитель князь Михаил Тверской.

Мнимая или подлинная симония Петра расколола русский православный мир на два лагеря. Подобно древним византийским императорам, великий князь Владимирский должен был выступить судьёй во внутрицерковных спорах. Тверское духовенство, по-видимому, было настроено не в пользу митрополита и пыталось перетянуть Михаила на свою сторону. Однако великий князь, судя по всему, почёл за лучшее «встать над схваткой»...

После переяславского собора Пётр остался во главе Русской церкви и продолжал руководить ею в свойственной ему решительной и твёрдой манере.

Герои последних времён

Среди бесконечных забот и тревог архипастырского служения святитель Пётр искал тихого часа, чтобы разогнуть истёртый кожаный переплёт своей любимой «Лествицы». Великое творение Иоанна Синайского давало святителю душевное отдохновение и вселяло бодрость духа. Поднимаясь по ступеням духовной лестницы — так звучит название этой книги для современного читателя, — Пётр оглядывал свою жизнь от начала и до текущего дня. И, безмолвно шевеля губами, повторял речения мудрого старца:

«Поистине велик подвиг благодушно и мужественно терпеть зной и тишину и томление безмолвия, и не искать вне корабля своей келлии развлечения и утешения, по примеру малодушных служителей корабельных, которые во время зноя повергаются в воду. Несравненно же большее дело — не бояться молв, но среди шума их сохранять небоязненное и неподвижное сердце, пребывая внешне с людьми, внутренне же с Богом» (67, 297)...