Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «красного маршала»

1-ю Конную полякам разбить не удалось, а Тухачевский, воспользовавшись ослаблением польских сил перед Западным фронтом, 4 июля, получив значительные подкрепления, в том числе 3-й конный корпус Г. Д. Гая, перешел в наступление с самыми решительными целями. Главный удар наносился на правом фланге, который должен был пройти вдоль границ Литвы и Восточной Пруссии. Несколько польских дивизий планировалось окружить в районе Германовичи — Лужки — Глубокое, тогда как основная часть противостоявших Западному фронту неприятельских войск загонялась в болотистое Полесье. В мемуарах Тухачевский утверждал: «Уже к 7 числу выяснилось с полной определенностью, что войска противника подверглись полному разгрому в районе нашего главного наступления». Главнокомандующий «подвергшихся разгрому» польских войск «первый маршал» Юзеф Пилсудский в своей книге «1920 год», написанной как ответ на «Поход за Вислу», иначе расценил результаты сражения в Белоруссии. Он подчеркнул, что «седанский замысел» Тухачевского не удался. Поляки избежали окружения и отступили без больших потерь в людях, часто не имея даже соприкосновения с советскими войсками. Зато испытали сильное моральное потрясение от того, что не удалось удержать или вернуть путем контратак достаточно укрепленные, как оказалось, позиции. Над польскими генералами и солдатами довлел опыт мировой войны, когда линии окопов, прикрытые колючей проволокой, считались почти неприступным препятствием, способным задержать продвижение неприятельских армий на многие месяцы. При этом забывали, что плотность боевых порядков, и особенно артиллерии, на советско-польском фронте была в несколько раз меньше, чем, скажем, на русско-германском фронте в 1915–1916 годах, и даже колючей проволоки катастрофически не хватало. Пилсудский так прокомментировал происшедшее: «Бедному солдату было тем более трудно понять это великое окопное искусство, что все узлы обороны, отсечные позиции и пронумерованные линии были чаще всего, как близнецы, похожи друг на друга, то есть существовали только на бумаге или были обозначены на местности какой-нибудь невзрачной, полузасыпанной траншеей. Когда же настала пора прекратить все эти чудачества, когда пропали впустую все труды солдата ради восстановления прежнего положения, наверное, чрезвычайно важные для высшего командования, — солдат, как обычно бывает в таких случаях, встал перед альтернативой: либо он со всеми своими усилиями просто неспособный и бессильный, и тогда европейские шпоры не для него, либо его командиры сами не ведают, что творят. Это было для солдата моральным потрясением, от которого трудно было оправиться…»

Тухачевский же с самого начала подходил к войне с Польшей как к войне маневренной, опираясь на опыт своих побед над армиями Колчака и Деникина. В июльском наступлении он смело сконцентрировал две трети сил Западного фронта на узком участке в 90 километров и добился успеха. 11 июля войска Тухачевского заняли Минск, 14 июля — Вильно, 15 июля — Молодечно, 19-го — Барановичи и Гродно, а 23-го — Пинск. Армии польского Северо-Восточного фронта отступали в беспорядке. Сохранился рассказ беженки-помещицы о пережитом во время польского отступления в Белоруссии: «Когда я с дочерью приехали в город (Минск. — Б. С.), нельзя было и думать о том, чтобы попасть в поезд. За ночь железнодорожники испортили 25 паровозов, а посланные их усмирять и оберегать подвижной состав жандармские и полицейские чины отказались повиноваться, солдаты выкидывали публику с вокзалов, грабили и убивали население и поджигали город… Нас подхватила на возы последняя отходящая воинская часть… Мы ехали среди грабежей, избиений и пожаров, чинимых отступающей польской армией.

Все местечки на нашем пути горели. Нам пришлось 28 верст ехать сплошным лесом: распространился слух, что большевики устроили засады в лесу, чтоб перехватить наши обозы. Обезумевшие от страха поляки, посыпая каким-то горючим порошком по обе стороны дороги, устраивали сплошные огненные завесы. Пылали и трещали громадные сосны, взрывались снаряды, попадающие в огонь, мы задыхались, опалили себе щеки и руки, а лошади бока, но ни остановиться, ни податься куда-нибудь нельзя было; отстающие подводы бросались на произвол судьбы, ибо всякое промедление могло грозить катастрофой, большевики шли по пятам и окружали лес».