Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «красного маршала»

Тут необходимо дать несколько пояснений. Надежда Алексеевна Пешкова (урожденная Введенская), по прозвищу «Тимоша», была вдовой сына писателя Горького Максима Алексеевича Пешкова и любовницей не только Тухачевского, но и некогда всесильного главы НКВД Г. Г. Ягоды, в 1936 году снятого со своего поста, а арестованного и расстрелянного в 1938 году после «третьего московского процесса» вместе с лидерами правых — Бухариным, Рыковым и другими. Шура же Скоблина, по утверждению Лидии Норд, была племянницей одного из руководителей РОВС и давнего советского агента Н. В. Скоблина, который сыграл определенную роль и в деле Тухачевского. Роман Тухачевского со Скоблиной закончился за несколько лет до рокового мая 37-го, и она, будучи тайной осведомительницей НКВД, писала на маршала доносы. Говоря же о славившемся своими любовными похождениями «всесоюзном старосте», Тухачевский явно имел в виду распространявшийся оппозиционерами рукописный памфлет «О том, как наш староста Калиныч отбил Татьяну Бах у Авербаха». В середине 20-х в одном из советских юмористических журналов даже появилась карикатура, изображающая, по выражению Троцкого, «главу государства в очень интимной обстановке».

Похоже, что предлогом для смещения послужила связь не только с Юлией Кузьминой, но и с другими женщинами. Через «Тимошу» при желании его нетрудно было соединить с Ягодой и правыми. В этом направлении и вели разработку Тухачевского органы НКВД. В 20-х числах апреля были получены показания от арестованных бывшего начальника Особого отдела НКВД Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел Прокофьева о сговоре Тухачевского, Уборевича, Корка, Шапошникова и других военачальников с Ягодой. Однако сам Генрих Григорьевич этого пока не подтверждал. На допросе 26 апреля 1937 года он настаивал: «Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было. Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался». Сговорчивее оказался один из подчиненных Ягоды, бывший заместитель начальника одного из отделов НКВД Волович. На следующий день он показал, что Тухачевский был участником заговора правых и должен был обеспечить поддержку заговорщиков армией.

Направлявшийся в Куйбышев Михаил Николаевич, разумеется, еще ничего не знал об этих грозных обвинениях. По утверждению Лидии Норд, перед отъездом его принял Ворошилов. Во время их беседы будто бы присутствовал начальник Особого отдела Московского военного округа. «Когда я благодарил Климента Ефремовича за „оказанное мне доверие“ — он был белый как стена, и совсем растерянный. Я собрал все силы, чтобы не сорваться, но всё же оставил их с очень кислыми лицами», — рассказывал Михаил Николаевич домашним. Очевидно, нарком уже знал, что жить Тухачевскому осталось совсем немного, и испытывал чувство, что беседует с живым трупом, — отсюда охвативший Ворошилова ужас. Некоторые друзья стали отворачиваться от опального маршала. Так, Лидия Норд уверяет, что отказался встретиться с Тухачевским Эйдеман, заявивший: «Политбюро знает, что делает. Без уважительных причин Тухачевского бы не сняли».

Сам Михаил Николаевич еще не понимал своей обреченности. Какая-то смутная надежда, что со временем всё образуется и он вернется в Москву на прежнюю должность, всё же теплилась. В Куйбышев Тухачевский прибыл 14 мая. Его приезд запомнился генерал-лейтенанту П. А. Ермолину, бывшему в то время начальником штаба одного из корпусов в Приволжском округе, а ранее знакомому с Михаилом Николаевичем по военной академии в Москве. Вскоре после приезда в Куйбышев Тухачевский отправился на окружную партконференцию. Ермолин вспоминал: «В первый же день работы конференции пронесся слух: в округ прибывает новый командующий войсками М. Н. Тухачевский, а П. Е. Дыбенко отправляется в Ленинград. Это казалось странным, маловероятным. Положение Приволжского военного округа было отнюдь не таким значительным, чтобы ставить во главе его заместителя наркома, прославленного маршала. Но вместе с тем многие командиры выражали удовлетворение. Служить под началом М. Н. Тухачевского было приятно.

На вечернем заседании конференции Михаил Николаевич появился в президиуме… Его встретили аплодисментами. Однако в зале чувствовалась какая-то настороженность. Кто-то даже выкрикнул: „Пусть объяснит, почему сняли с замнаркома!“ Во время перерыва Тухачевский подошел ко мне. Спросил, где служу, давно ли ушел из академии. Непривычно кротко улыбнулся: „Рад, что будем работать вместе. Все-таки старые знакомые…“ Чувствовалось, что Михаилу Николаевичу не по себе. Сидя неподалеку от него за столом президиума, я украдкой приглядывался к нему. Виски поседели, глаза припухли. Иногда он опускал веки, словно от режущего света. Голова опушена, пальцы непроизвольно перебирают карандаши, лежащие на скатерти.