Михаил Тухачевский - жизнь и смерть 'Красного маршала'

Внешне карьера Тухачевского развивалась вполне гладко. 21 февраля 1933 года его наградили орденом Ленина "за исключительные личные заслуги перед революцией в деле организации обороны Союза ССР на внешних и внутренних фронтах в период гражданской войны и последующие организационные мероприятия по укреплению мощи РККА". В том же году доверили принимать 7 ноября военный парад на Красной площади. В 1934 году на XVII съезде партии Михаила Николаевича избрали кандидатом в члены ЦК ВКП (б). 20 ноября 1935 года Тухачевский вместе с Ворошиловым, Буденным, Егоровым и Блюхером был удостоен высшего воинского звания Маршала Советского Союза, а менее чем через год, 9 апреля 36-го, стал первым заместителем наркома обороны и начальником Управления боевой подготовки РККА. Однако за стремительным восхождением самого молодого "красного маршала" к вершинам военной власти, вплоть до второго по значению поста в иерархии наркомата обороны, скрывалась борьба группировок. Ворошилов и поддерживающие его командиры Первой Конной противостояли Тухачевскому, вокруг которого группировались коммунисты из числа бывших офицеров, а также некоторые военные руководители, офицерских званий в царской армии не имевшие, но находившиеся в напряженных отношениях с Ворошиловым и другими "конармейцами".

Сам Климент Ефремович к новациям своего молодого заместителя относился очень подозрительно. В частности, нарком на пленуме Реввоенсовета критиковал отстаиваемую Тухачевским теорию глубокого боя. В связи с этим тот 20 ноября 1933 года обратился к Ворошилову с письмом, где отмечал:

"После Вашего выступления на Пленуме РВС у многих создалось впечатление, что, несмотря на новое оружие в армии, тактика должна остаться старой... Я потому решил написать это письмо, что после Пленума началось брожение в умах командиров. Идут разговоры об отказе от новых форм тактики, от их развития, и, так как... это целиком расходится с тем, что Вы неоднократно высказывали, я решил Вас поставить в известность о происходящем разброде..."

Разброд действительно был, но не только среди командиров среднего звена, но и среди высших военачальников. Рано или поздно открытое столкновение в руководстве наркомата обороны становилось неизбежным.

Лидия Норд приводит обращенные к ней слова Тухачевского, объясняющие побудительные мотивы его действий по преобразованию Красной Армии:

"Меня сильно волнует судьба моей работы. Но это не честолюбие. Скажу тебе откровенно- я приложил все старания, чтобы сделать ее хорошо... Я иду упорно к своей цели. Поверь мне, что никто из военного руководства, кроме Фрунзе, не жил и не живет так армией, как живу ею я. Никто так ясно не представляет себе ее будущую структуру, численность и ту ступень, на которую армия должна стать. Фрунзе, к несчастью, нет в живых. Сергей Сергеевич Каменев - отличный военный специалист, но только чиновник. Ворошилов - хороший человек, но дуб, и у него нет глубоких военных знаний, нет той самостоятельности и решительности, которые были у Михаила Васильевича. Поэтому... мне надо добиваться того, чтобы стать во главе руководства армией. Иначе ее развитие будет идти не так, как надо, и к нужному моменту она не будет готова".

Себя Михаил Николаевич считал наиболее подходящим человеком для поста наркома обороны, а под "нужным моментом" подразумевал время неизбежного военного столкновения с Германией.

"Оно неминуемо. Может, это произойдет не так уж скоро - лет через 10-13 (разговор происходил в Ленинграде в конце 20-х или в начале 30-х годов. - Б. С.). Я знаю немцев. Ту победу над Россией, которая им случайно досталась, они не забудут. Когда Германия поотдохнет и ремилитаризуется она снова попытается напасть на нас. Но, - Тухачевский встал и, глядя надменно вдаль, как будто он уже видел там разбитого врага, сказал: - Мы отучим Германию мечтать о нашей земле! Она тогда узнает, что такое Россия! И немцы навсегда забудут слова "руссише швайне" (русские свиньи. - Б. С.)".

Свояченица была потрясена:

"Глаза его сильнее вышли из орбит и горели таким огнем, что мне стало не по себе. "Неужели он маньяк?" - подумала я. Как бы угадав мою мысль, он снова сел и положил свою руку на мою: "Я показался тебе сумасшедшим? Нет так будет. А если не будет, то у меня хватит сил пустить себе пулю в лоб. Когда нет цели - нет жизни. Моя цель - сделать нашу армию лучшей и сильнейшей в мире... Я об этом говорил только одному Фрунзе. Он понимал меня. Другие могут счесть только "карьеристом" или "честолюбцем", метящим в "Бонапарты". Поэтому я особенно и не откровенничаю...""