Михаил Строгов

Как только Иван Огарев прибыл в лагерь, они потребовали, чтобы их к нему провели. Солдаты отказались. Отсюда и драка, и попытка побега, выстрелы, которые лишь по счастливой случайности не задели журналистов. Однако — не вмешайся первый заместитель эмира — их казнь была бы неминуема.

Какое-то время Иван Огарев разглядывал пленников, которые были ему совершенно незнакомы. Они, как все помнят, присутствовали при известной сцене на ишимской почтовой станции, когда Иван Огарев ударил Михаила Строгова; однако на этих путников, находившихся в тот момент в общем зале, он тогда никакого внимания не обратил.

Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ, напротив, сразу же его узнали, и француз вполголоса произнес:

— Вот те на! Похоже, полковник Огарев и ишимский грубиян — одно и то же лицо!

Затем, на ухо своему спутнику, он добавил:

— Изложите ему наше дело, Блаунт. Вы окажете мне услугу. Этот русский полковник в татарском стане вызывает у меня омерзение, и, хотя благодаря ему голова моя все еще цела, глаза мои, боюсь, с презрением отвернутся, не захотят его лицезреть!

И, сказав это, Альсид Жоливэ изобразил полное, высокомерное безразличие.

Понял ли Иван Огарев, насколько оскорбительной была для него позиция, занятая пленником? Во всяком случае, он никак этого не обнаружил.

— Кто вы, господа? — спросил он по-русски и очень холодно, но без привычной для него грубости.

— Корреспонденты из английской и французской газет, — лаконично ответил Гарри Блаунт.

— У вас, конечно, есть бумаги, удостоверяющие личность?

— Вот письма, аккредитующие нас в России при английской и французской государственных канцеляриях.

Иван Огарев взял письма, которые протягивал ему Гарри Блаунт, и внимательно их прочел. Потом спросил:

— Вы требуете разрешения следить за нашими военными операциями в Сибири?

— Мы требуем свободы, вот и все, — сухо ответил английский корреспондент.

— Вы свободны, господа, — объявил Иван Огарев. — И я с интересом почитал бы ваши заметки в «Daily Telegraph».

— Это будет вам стоить, сударь, — сообщил Гарри Блаунт с самым невозмутимым равнодушием, — шесть пенсов номер плюс почтовые расходы.

После чего он повернулся к своему компаньону, который, по всей видимости, полностью одобрил его ответ.

Иван Огарев, не моргнув глазом, сел на коня, занял место в голове своего эскорта и вскоре исчез в облаке пыли.

— Итак, господин Жоливэ, что вы думаете о полковнике Иване Огареве, главнокомандующем татарскими войсками? — спросил Гарри Блаунт.

— Я думаю, дорогой собрат, — с улыбкой ответил Альсид Жоливэ, — что у этого хуш-беги получился очень красивый жест, когда он приказывал отсечь нам головы!

Как бы там ни было и каков бы ни был мотив, побудивший Ивана Огарева проявить к журналистам сдержанность, оба они были теперь свободны и могли посещать театр военных действий по своему усмотрению. А намерение их состояло как раз в том, чтобы не бросать начатую партию. Антипатия, которую они некогда испытывали друг к другу, уступила место искренней дружбе. После того как обстоятельства сблизили их, они уже не думали расставаться. Мелочное соперничество утратило всякий смысл. Гарри Блаунт уже не мог забыть, чем он обязан своему спутнику, а тот вовсе не хотел об этом вспоминать. К тому же, облегчая репортерскую деятельность, это сближение должно было обернуться и к пользе читателей.

— А теперь, — спросил Гарри Блаунт, — что нам делать с нашей свободой?

— Злоупотребить ею, черт возьми, — ответил Альсид Жоливэ, — и преспокойно отправиться в Томск — поглядеть, что там происходит.

— До той поры — и, я надеюсь, очень близкой — когда мы сможем присоединиться к какому-нибудь русскому корпусу, не так ли?…

— Как скажете, дорогой Блаунт! Не хотелось бы слишком отатариться! Пока что благую роль играют в этой жизни те, кто своим оружием служит цивилизации. Ведь очевидно, что для народов Центральной Азии это нашествие обернулось бы одними потерями без какой-либо пользы, но русские, слава Богу, сумеют его остановить. Это лишь вопрос времени!

Между тем прибытие Ивана Огарева, благодаря которому Альсид Жоливэ и Гарри Блаунт только что обрели свободу, представляло, напротив, серьезную опасность для Михаила Строгова. Стоило случаю свести царского гонца с Иваном Огаревым, как тот непременно узнал бы в нем путника, с которым грубо обошелся на станции в Ишиме, и, хотя Михаил Строгов не ответил тогда на оскорбление, как поступил бы в любых иных обстоятельствах, это все равно привлекло бы к нему внимание — и очень затруднило бы осуществление его планов.

В этом состояла опасная сторона присутствия Ивана Огарева. Благоприятным же следствием его приезда был приказ эмира в тот же день сняться с места и перенести штаб-квартиру в Томск.