Михаил Строгов

— А вы, сударь, ничего не имеете сказать мне?

— Я имею сообщить Вашему Высочеству, — ответил полицмейстер, — о челобитной, направленной ему через меня.

— Направленной… кем?

— Людьми, сосланными в Сибирь, которых, как известно Вашему Высочеству, в городе насчитывается пятьсот человек.

Политические ссыльные, расселенные по всей провинции, после начала нашествия были действительно собраны в Иркутске. Они подчинились приказу переехать в город и покинуть поселки, где занимались различной деятельностью: кто врачевал, кто учительствовал — будь то в гимназии, в японской школе или в Школе навигации. С самого начала Великий князь, полагаясь, как и царь, на патриотизм ссыльных, дал им в руки оружие и нашел в них храбрых защитников.

— И чего же просят ссыльные? — спросил Великий князь.

— Они просят у Вашего Высочества, — ответил полицмейстер, — позволения объединиться в особый батальон и при первом же выступлении быть в головном отряде.

— Хорошо, — сказал Великий князь, даже не пытаясь скрыть волнения, — ведь эти ссыльные — русские люди и сражаться за свою родину — их неотъемлемое право!

— От себя могу заверить Ваше Высочество, — добавил генерал- губернатор, — что у него не будет более достойных солдат.

— Но им нужен командир, — заметил Великий князь. — Кто им будет?

— Они хотели бы представить Вашему Высочеству, — ответил полицмейстер, — одного из них, отличавшегося уже не раз.

— Он русский?

— Да, русский из балтийских губерний.

— Его зовут?…

— Василий Федоров.

Этим ссыльным был отец Нади.

Василий Федоров, как мы знаем, занимался в Иркутске врачеванием. Человек образованный и наделенный чувством сострадания, он отличался незаурядным мужеством и искренним патриотизмом. Все свободное от посещения больных время он отдавал организации сопротивления. Это он объединил своих товарищей по ссылке вокруг общего дела. Своим поведением ссыльные, до сих пор считавшиеся просто частью населения, обратили на себя внимание Великого князя. В ходе нескольких операций они кровью оплатили свой долг святой Руси — воистину святой и обожаемой ее сынами! Василий Федоров вел себя как герой. Имя его не раз упоминалось в реляциях, но он никогда не просил ни снисхождения, ни милостей. И когда у ссыльных Иркутска возникла мысль образовать ударный батальон, он даже не знал об их намерении выбрать его своим командиром.

Когда полицмейстер произнес это имя в присутствии Великого князя, тот ответил, что оно ему знакомо.

— И в самом деле, — пояснил генерал Воронцов, — Василий Федоров человек достойный и храбрый, пользующийся огромным влиянием у своих собратьев.

— Как давно он в Иркутске? — спросил Великий князь.

— Два года.

— И его поведение?…

— Его поведете, — ответил полицмейстер, — соответствует требованиям особых законов, на сей случай предусмотренных.

— Генерал, — сказал Великий князь, — извольте немедленно представить его мне.

Приказание Великого князя было исполнено: не прошло и получаса, как Василия Федорова ввели в Большую гостиную.

Это был человек лет сорока, не более, высокого роста, со строгим и грустным лицом. Чувствовалось, что вся его жизнь определяется одним словом — борьба: он боролся и страдал. Чертами лица он удивительно походил на свою дочь — Федорову Надю.

Татарское нашествие потрясло его более чем кого-либо другого, поразив его любящую душу, разрушив последние надежды отца, сосланного за восемь тысяч верст от родного города. Из одного письма он узнал о смерти жены и тут же об отъезде его дочери, получившей от правительства разрешение приехать к нему в Иркутск.

Надя должна была выехать из Риги 10 июля. Нашествие началось 15 июля. Если к этому времени Надя уже пересекла границу, — что может ждать ее в захваченной стране? Легко представить себе, какая тревога терзала душу несчастного отца, не получившего с тех пор никаких известий.

Представ перед Великим князем, Василий Федоров поклонился и стал ждать вопросов.

— Василий Федоров, — обратился к нему Великий князь, — твои товарищи по ссылке обратились с просьбой образовать ударный батальон. Известно ли им, что в подобных войсках погибают, но не сдаются?

— Им это известно, — ответил Василий Федоров.

— Командиром они хотят видеть тебя.

— Меня, Ваше Высочество?

— Ты согласен встать во главе их?

— Да, если того требует благо России.

— Майор Федоров, — объявил Великий князь, — с этого дня ты больше не ссыльный.

— Благодарю, Ваше Высочество, но могу ли я командовать людьми, которые продолжают оставаться ссыльными?

— Они больше не ссыльные!

Тем самым брат государя объявлял помилование всем его товарищам по ссылке, отныне его боевым соратникам!

Василий Федоров с чувством пожал поданную Великим князем руку. И покинул гостиную.

Обернувшись к присутствовавшим при разговоре должностным лицам, Великий князь с улыбкой произнес:

— Государь не откажется подписать акт о помиловании, который я ему направлю! Для защиты сибирской столицы нам нужны герои, и я только что создал их.

Великодушное помилование ссыльных Иркутска и в самом деле явилось актом подлинной справедливости и мудрой политики.