Михаил Кузмин

1/VIII <19>06.

Мой милый друг,

Простите, что так долго отвечал на Ваше письмо. Почти целую неделю я прожил в Петергофе и потому не мог видеть Павлика. Писать же Вам, не упоминая дорогого имени, было бы жестоко — и я ждал встречи с ним.

Наконец, третьего дня, видел его в Тавриде[549]. К сожалению, я не мог долго беседовать с ним, т. к. я был не один, но могу сказать, что он такой же, как и прежде. И нос Пьеро, и лукавые глаза, и сочный рот[550] — все на месте (остального я не рассматривал). Конечно, вспоминали Вас и сочувствовали Вашей тоске. Но почему, дорогой мой, такие мрачные мысли? Я понимаю Ваше теперешнее настроение, что вокруг Вас пустыня и нечем утолить жажду. Но впереди ведь возвращение, а с ним и новое свидание, которое будет тем слаще, чем дольше и тяжелее была разлука[551]. Понятно, я не стану Вас утешать Куропаткинским терпением[552], но ведь скоро Вы приедете (надеюсь!), и тогда все преобразится.

Вчера вечером мы были у Иванова: Сомов, Бакст и я[553]. Вяч<еслав> был очень мил. Много говорили о Вас. Эль-Руми[554] чувствует к Вам большую нежность, чем когда-либо, и очень жалеет, что некоторые фразы его письма могли Вас огорчить[555].

Ваше письмо меня чрезвычайно тронуло. Но встревожили меня Ваши трагические перспективы. Почему, зачем? Где причина? Объясните, ради Бога! Где же та легкость жизни, которую Вы постоянно отстаивали? Неужели она может привести к таким роковым последствиям? Тогда все рушится, и Вы изменили «цветам веселой земли»[556]. И нос Пьеро, и Мариво, и «Свадьба Фигаро»[557] — все это только временно отнято у Вас, и надо разлюбить их окончательно, чтоб потерять надежду увидеть их вновь и скоро.

Чувствую, что мои слабые утешения не разгонят Вашей грусти, но ради тех же любимых мелочей[558], умоляю Вас, не падайте духом, тем более, что конец пытки близок.

Что Вам сказать про себя? Мой Вячеслав на маневрах, других эскапад у меня нет. В Петергофе было скучно. И здесь теперь не особенно весело. К тому же физически я чувствую себя не совсем здоровым.

Ваши стихотворения мне понравились, хотя в первом чувствуется некоторая искусственность, а второе (первые 2 строфы очень хороши) написано несколько небрежно; мне не нравится тавтология: не могу я, мне невмочь, а «Паладин» нарушает стиль[559].

В назидание, как нужно писать стихи, переписываю Вам гениальное произведение Рябушинского, прочитанное с гордостью Вяч<еславу> Ив<анови>чу:

   Она идет,
   Как снег идет,
Когда весною тает лед.
   Она цветет,
   Как пруд цветет,
Когда трава со дна встает.
   Она лежит,
   Как сторожит (?),
Обнажена и вся дрожит!![560]

С нетерпением жду «Элевсиппа». Его перешлет Иванов, для пущей важности. Пишите. Жду.

Душевно Ваш

В. Нувель.