Михаил II

– Как же так, государь, у вас завтра очень важное мероприятие – посещение Сената и официальное принятие скипетра императора. Не нужно тратить ваше время на расследование, в общем-то, незначительного происшествия. Конечно, очень жалко, что погиб ваш адъютант, но с расследованием и наказанием виновных справится и генерал Глобачев.

Больше даже играя на публику, чем рассердившись на своего друга, я, подражая Ивану Грозному из кинокомедии нашего с Кацем времени, гаркнул:

– Молчать, пёсья кровь! Как смеешь возражать царю? Будешь перечить, сгною твою англосаксонскую харю на Соловках!

От неожиданности у Каца даже челюсть отвисла. Генералы вжались в свои стулья и отводили глаза, когда я на них глянул. Несомненно, эффект был достигнут. Теперь, по крайней мере, генерал Глобачев не посмеет мне перечить. Ну, а Кац если сейчас и обиделся, то это ненадолго. До разговора один на один. Обзовёт меня за эту выходку каким-нибудь непотребным словом, и на этом его обида кончится. Потом вместе будем смеяться над тем, как я играл роль грозного царя. А у Николая Павловича своё ко мне отношение. Ещё в Житомире он не раз был свидетелем моих нелепых с точки зрения профессионального военного поступков и распоряжений. Казалось бы, после них всё должно было пойти вразнос, но необъяснимым образом противнику было нанесено такое поражение, о котором только могли мечтать такие блестящие военные профессионалы, как Брусилов или начальник Генштаба генерал Алексеев. Один кавалерийский корпус выполнил задачу, которая была поставлена всему Юго-Западному фронту в ходе кампании 1916 года. А так как Попов был умный человек и мало доверял поступкам, выставляемым напоказ, то он и меня считал «великим комбинатором», который нестандартными действиями добивается намеченных целей. А такому человеку указывать на то, что он должен делать, ни в коем случае нельзя. Можно только, если ты заинтересован в тех же целях, помогать и стоять на подстраховке. Вот Николай Павлович и помогал мягким образом нормализовать обстановку в стране. Умно так и ненавязчиво.

Я, как настоящий монарх, который разделяет и властвует, обратился к Попову, в отличие от выкрика в сторону Каца, нарочито дружелюбным и спокойным голосом:

– Николай Павлович, пока мы с генералом Глобачевым будем разбираться с нападением бандитов на царский кортеж, вы дадите совет господину Джонсону.

Глянув с некоторым сомнением и опаской на начальника охранного отделения, я продолжил всё тем же спокойным тихим голосом:

– Ну, это сам Джонсон расскажет, в чём у него возникли затруднения. Со своей стороны даю карт-бланш и добро на любые методы решения проблем министра двора. Главное, чтобы эти проблемы не стали достоянием общественности. Одним словом, Николай Павлович, всё должно быть тихо, как в «дикой» дивизии.

Попов понимающе кивнул, а генерал Глобачев недоумённо посмотрел на меня. Как бы спрашивая – о чём это говорит император. А я подумал: да кто тебя знает, жандарм, как ты отнесёшься к идее без всякого суда и следствия ликвидировать врагов империи. Название твоей конторы, конечно, говорит о том, что вы там расправлялись с революционерами без суда и следствия, но всё это известно от тех же людей, которых якобы замучила жандармерия. Да и революции произошли в том числе от плохой работы охранного отделения. И скорее всего, из-за того, что руководство жандармерии рассуждало так же, как либеральные адвокаты. Все хотят выглядеть красиво – белыми и пушистыми. А страна из-за этого погрузилась в ад, в пучину революций и гражданской войны. Всё это говорило о недоверии к кадрам, доставшимся мне от Николая Второго. А самая, казалось бы, надёжная служба имперской власти – охранное отделение, допустила развал этой самой империи.

Внутренние рассуждения о том, что полагаться на охранное отделение чревато большими проблемами, не помешало мне очень доверительно с генералом Глобачевым поговорить, пока мы шли, а потом несколько минут ждали, пока не сформируется колонна автомобилей, выезжающая на помощь сотне Султана Бек-Борова. Темой беседы была проблема, которая меня сейчас больше всего волновала. И это отнюдь не финские егеря, проникшие в столицу, а поднятый самим генералом Глобачевым вопрос с переизбытком беженцев и мобилизованных, но всё ещё не направленных в войска солдат. Также я считал ненормальным дислокацию в столице и пригороде такого количество учебных частей. Вот я и пытал генерала Глобачева о работе, которую проводит охранное отделение среди этого контингента.