Максима в кабине не было, и, слава богу, не нужно было что-нибудь приказывать, командовать или просто разговаривать. Можно было сбросить с себя маску великого князя, помолчать и даже подремать. Лепота, одним словом. Но отключить мозг и как-то забыться не удалось. Правда, мысли были не о деле, а о всякой чуши – о том, какое же я произвожу впечатление на окружающих меня людей начала двадцатого века. Веду ведь себя не так, как должен вести себя аристократ, представитель дома Романовых. Общаюсь с нижними чинами не так, как генерал, а как какой-нибудь подпрапорщик, выгнанный из университета. И как заводской мастер лезу со своими поучениями, как что-нибудь наладить или отремонтировать. Вон даже руки стали как у мастерового – ободранные, с намечающимися мозолями. Не такие, как были в момент моего вселения в тело Михаила Александровича. Так я и продолжал бы себя грызть, если бы в голове не всплыла фраза, как-то брошенная водителем Максимом:
– Вы, Михаил Александрович, чисто Петр Первый. Не гнушаетесь грязи и работы простолюдина. При этом еще и в боях пулям не кланяетесь. Я когда учился в университете, состоял в антимонархическом кружке. А после того как посмотрел, как вы ведете себя в боевой обстановке, да и просто в жизни, стал сторонником самодержавия. Да за вас любой боец спецгруппы готов свою жизнь положить!
Тогда я посчитал это высказывание реакцией эмоционального пацана на события, случившиеся на станции Лазаревская под Нарвой, а вот сейчас они помогли мне восстановить душевное равновесие. Мысли, первоначально бродившие в голове как попало, описав круг, все-таки вернулись на магистральную линию. А именно на действия корпуса, начавшего выполнять авантюрный план, возникший в голове дилетанта в военном деле, бывшего сержанта. Как уже не раз бывало, сущность Михаила, воевавшего много лет и получившего громадный военный опыт, опять попыталась воздействовать на сущность сержанта. Опять обозвала основную сущность идиотом и безответственным авантюристом из будущего, который загубит жизни подчиненных ему людей. Одним словом, всячески мешала главной сущности размышлять над возможными опасностями, которые могут ожидать корпус, когда он займет Ковель. Кстати, вредоносная боковая сущность теперь не сомневалась, что корпус все-таки возьмет Ковель. А совсем недавно весь мозг проела своими гнусными прогнозами. Вот и пришлось ей об этом напомнить. А еще то, что она – такая грамотная и образованная – профукала империю, и Бог ее за это покарал пулей, которая снесла полчерепа славного генерал-лейтенанта. И приходится идти на авантюры, чтобы хоть как-то нормализовать ту ситуацию, до которой довела страну вся эта «голубая кровь».
Всю эту интеллектуальную перебранку внутри головы прекратило появление Первухина. Мой денщик явился, чтобы доложить, что распоряжение великого князя выполнено и сто крон потрачены. По выражению его довольной физиономии можно было предположить, что деньги потрачены не только на еду. Но я не стал проводить расследование, а кивнув, приказал:
– Ну, давай тогда занимай свое боевое место в кузове. И кстати, ты взрывчатку в железный ящик положил? Не будут динамитные шашки по кузову болтаться?
– Как можно, Михаил Александрович! Я же до ранения сапером служил и знаю, как с взрывчаткой обращаться.
– А я знаю, что у тебя свербит что-нибудь взорвать. Вон в сарае у нашего дома в Житомире поручик Хватов обнаружил пять динамитных шашек. Я пошел в баню, а его послал за приготовленными тобой березовыми вениками, так вот под ними он нашел твою динамитную заначку. Я уже не стал тогда тебе за это вставлять, а вообще нужно было. Матренины пацаны могли найти динамит и устроить в резиденции великого князя неплохой фейерверк. Ладно, Бог миловал, но ты заруби себе на носу – больше никаких заначек. Весь динамит должен храниться в одном месте – в железном ящике, в кузове.
– Так тогда я приготовил динамит для выполнения вашего задания – устроить бутафорские взрывы во время учений 9-й дивизии. Выезжать нужно было рано, вот я и положил динамит в сарае. Но обещаю, государь – больше я так делать не буду.
Первухин попытался еще что-то сказать, но не успел. Появился Хватов и что-то буркнул моему денщику, и тот мгновенно испарился. Поручик доложил, что цепи на колеса установлены и мехгруппа готова начинать движение. Ну что же, мне оставалось только сказать:
– Командуй, поручик! «Форд» будет двигаться, как обычно, за четвертым автомобилем. Все, действуй, увидимся в Ковеле.
Хватов козырнул и направился к своей командирской «Шкоде». Как только он отошел, в кабину забрался Максим, и через несколько минут мы тронулись.
На удивление дорога в Ковель была вполне приличная. Конечно, по меркам этого времени. Не полоса грязи, а хоть и разбитая, но зато гравийная. И по ней можно было двигаться без всяких цепей. Я когда это увидел, сразу же приказал Максиму подать сигнал клаксоном – это была команда колонне остановиться. Когда к «Форду» подбежал ничего не понимающий Хватов, я заявил: