Одним словом, в корпусе все бурлило. В последнее время я не замечал ни одного офицера, который вышел бы из здания штаба, чтобы спокойно выкурить папироску во дворе. А в первый день моего появления это была традиция – выйти покурить и обсудить с товарищами положение в тылу или ход военной кампании. И так было не только в штабе корпуса. В дивизиях офицеры тоже были все время при деле. Кроме участившихся учений, шло обучение нижних чинов действиям в тылу у неприятеля. С этим было все в порядке, но вот проникновению за линию обороны австро-германцев, по моемому мнению, уделялось недостаточно внимания. Когда я присутствовал на учениях, то замечал инстинктивное желание подчиненных подавить мешающие быстрому продвижению огневые точки, расположенные на флангах прорыва. Приходилось втолковывать многим офицерам идею прорыва в тыл неприятеля. Объяснять, что нельзя ввязываться в бои в месте прорыва для уменьшения своих потерь. Надлежит как можно быстрее миновать боевую линию неприятеля и затеряться в его тылах. Только отойдя от линии фронта верст тридцать-сорок, можно показать свое присутствие. И то не ввязываться в упорные бои с частями первой линии, а заняться уничтожением обозов, складов и инфраструктуры противника. Обращая особое внимание на железную дорогу, мосты и линии телеграфной связи. Чтобы как-то приучить подразделения к фланговому огню, я приказал тренировать бойцов преодолевать довольно широкие полосы под настильным огнем пулеметов. Расход боеприпасов при этом был колоссальным, но я посчитал, что дело того стоит. К тому же в Житомир в адрес корпуса прибыл целый эшелон с патронами 7,62 мм. Это Кац, выполняя наши договоренности и используя для взяток оперативные средства, организовал доставку боеприпасов из стратегического запаса Министерства обороны.
С Кацем мы обменивались зашифрованными телеграммами ежедневно. А вот подробное письмо о том, чем я здесь занимаюсь, и о дальнейших планах, написал всего одно. Не знаю, сколько отправил писем мой друг, но я не получил пока ни одного его послания. Почтовая служба в этом времени работала ужасно. Но это для меня, а рожденные в этой реальности считали нормальным, что письма из Петрограда в Житомир идут несколько недель. Слава богу, что телеграммы поступали в день отправления. Поэтому я в общих чертах знал, чем занимается Кац и как обстоят дела в столице. Пока было все тихо и больших выступлений рабочих не наблюдалось. Деньги из нашей оперативной кассы таяли с невообразимой скоростью. Когда я уезжал, в кассе было почти восемьсот тысяч рублей, а сейчас, как написал Кац, чуть больше двухсот тысяч. И это при том, что Кацу поступали деньги и от моего управляющего, и от наших спонсоров. Правда, и сделано было немало. Самые крупные суммы сожрал проект создания резервных складов продовольствия. И это при том, что самого этого продовольствия еще не было закуплено ни грамма. Но зато недалеко от столицы, в Шушарах, где был приобретен большой участок земли, уже сколочены громадные деревянные ангары для хранения продовольствия и позавчера был закончен элеватор для хранения зерна. То есть объект был готов принимать на хранение большие партии продовольствия. Кац его не приобретал, так как не было должной охраны, а также ждал, когда поступят денежные средства, обещанные английским послом.
Большие суммы уходили и на продвижение наших с Кацем предложений по изготовлению напалма и «Катюш». И это были деньги не только из нашей оперативной кассы, а в основном средства спонсоров. В частности, Земгор выделил большие средства на производство нового оружия. Князь Львов выполнял данное мне обещание. Выполнял обещания и великий князь Николай Николаевич. Он действительно содействовал Кацу в организации производства «Катюш». Благодаря его давлению Министерство финансов выделило деньги снарядному заводу, который по распоряжению Министерства обороны должен был начать производство ракетных снарядов для «Катюш». Так что дело двигалось и без моего непосредственного участия. И не только по линии внедрения в Русскую армию вооружений будущего, но и в политическом направлении.