Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

Итак, проработав ровно год в крайкоме комсомола, Горбачёв вновь оказался у меня. В.М. Мироненко представил его с целью согласования для возможной рекомендации на самостоятельную работу в горком комсомола. На мой вопрос — как он относится к такому предложению, Миша повторил своё излюбленное выражение: «Если доверяете, то не возражаю». Он и был избран первым секретарём горкома ВЛКСМ. Сразу энергично взялся за решение конкретных дел, в частности стал заниматься вопросами устройства первого городского пионерлагеря на берегу Сенгилеевского озера. Правда, этот лагерь, просуществовавший определённое время, затем был закрыт по причине невозможности, по санитарным нормам, функционировать на берегу озера, которое являлось единственным источником снабжения горожан краевого центра питьевой водой. Что касается других инициатив и дел — привлечения студентов на благоустройство, озеленение города и т.д., то их тоже можно отнести к заслугам Горбачёва.

М. Горбачёв:

«Не всё гладко получалось с моими комсомольскими коллегами. Мой университетский багаж давал, безусловно, определённые преимущества, и когда возникали споры и дискуссии по общим проблемам, я, по студенческой привычке, сразу же ввязывался, выдвигал какие-то, может быть, и неожиданные для собеседников аргументы, показывая несостоятельность их позиции. Делал это исключительно ради истины, в запале дискуссии.

И вот однажды, на совещании аппарата крайкома комсомола, мне открыто бросили упрёк в том, что я «злоупотребляю» своим университетским образованием. Потом в узком кругу мне сказали:

— Знаешь, Миша, мы тебя любим, уважаем и за знания, и за человеческие качества, но многие ребята в аппарате очень обижаются, когда в споре выглядят как бы неучами или хуже того — дураками. Разве это их вина, что кончали они лишь вечернюю десятилетку?»

В. Казначеев:

— Горбачёв прослыл усердным, знающим работником. К нему стали присматриваться наверху как к перспективному служащему. После XX съезда молодой политработник делает весьма заметный крен в сторону либерализма, и «оттепель», во время которой на свет вылезло много беспринципных карьеристов, была блестяще использована Горбачёвым в личных целях.

О нём начинали подумывать всерьёз, подыскивая услужливому комсомольцу более высокую должность. Горбачёв это знал и нервничал. Но всё разрешилось для него как нельзя лучше.

Он занял место Мураховского в Ставропольском горкоме.

Да, того самого Мураховского — Всеволода Серафимовича, которого генсек Горбачёв потом переведёт в Москву на должность председателя Госагропрома и первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. Знатоки аппаратных игр рассказывали мне, что с идеей создания Госагропрома он носился ещё во времена премьерства Тихонова, чтобы отобрать у него часть полномочий и таким образом расширить своё влияние. Мураховский был учителем по образованию, и это обстоятельство вызывало недоумение у руководителей аграрного комплекса.

Когда Мураховский возглавлял комсомол краевого центра, ему было уже за тридцать. Возраст явно не комсомольский. То ли дело двадцатипятилетний Горбачёв. Однако тут едва не произошла кадровая осечка. Кагановичский райком КПСС города Ставрополя «сосватал» молодого замзава из крайкома комсомола инструктором в свой отдел пропаганды. Инструктор райкома партии — самая никудышная, бесперспективная должность. Пойди он туда, может, и лишилась бы великая страна своего реформатора, но Виктор Мироненко умолил старших партийных товарищей не трогать Мишу: «Мы его на первого секретаря горкома готовим».

Мураховского «бросили» с первого секретаря горкома комсомола рядовым завучем средней школы. Проработав там месяца два, получил более престижную работу — старшего лаборанта, затем заведующего кабинетом кафедры политэкономии пединститута, в котором когда-то состоял секретарём комитета комсомола. Через семь месяцев его взяли инструктором отдела науки и школ крайкома партии.