5–6 июля царю Михаилу Федоровичу пришлось решать проблемы, возникшие с намерением отставных запорожских казаков поставить новое городище «для селитбы» на реке Псел в Путивльском уезде. Царь не мог принимать подданных чужого государства и тем более давать им основывать новые поселения на границе. Но тут речь шла о запорожских казаках — черкасах, имевших собственную организацию и служивших тем, кто платил за их службу. Решение, принятое царем, вполне соответствовало его отнюдь не воинственному характеру и стремлению решать споры миром. К этому новому городищу были посланы головы с детьми боярскими из Путивля, Чернигова, Курска и с казаками. Им был дан наказ: «тех литовских людей с государевы земли сослать без бою и без задору».
7 июля государь «пожаловал»: отпустил на богомолье Илью и Богдана Милославских с братьями Иваном Большим и Иваном Меньшим Апухтиными. Их путь лежал вместе с думным дьяком Иваном Тарасьевичем Грамотиным в Макарьев-Унженский монастырь. Отпуск царем на богомолье служилых людей по их челобитным был обычным делом. Самое интересное в этой записи то, что речь идет об обители Макария Унженского, куда ходил на богомолье сам царь в 1619 году, и то, что эта запись зафиксировала тесные, возможно, родственные взаимоотношения известного дьяка Ивана Грамотина с семьей будущих царских родственников Милославских.
С 12 июля, дня ангела царя Михаила Федоровича, в «Записные книги» (как и в разрядные книги) возвращаются сведения о «столах» у государя. В источнике указывается дата праздничного «стола», чему он посвящен и кто присутствовал на званом обеде. В 1626 году свое тридцатилетие царь Михаил Федорович отмечал вместе с отцом патриархом Филаретом и «властями», то есть с архиереями и настоятелями монастырей. Из членов Боярской думы присутствовали бояре князь Иван Борисович Черкасский, Михаил Борисович Шеин, князь Григорий Петрович Ромодановский, окольничий Федор Леонтьевич Бутурлин, а также думные дьяки Иван Грамотин и Федор Лихачев. Из дворян первым, как всегда, указан князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский, муж царской сестры Татьяны Федоровны, а кроме того, многие первостепенные дворяне: Трубецкие, Шереметевы, Сицкие, Буйносовы-Ростовские. Сразу вслед за ними на очень почетном месте назван царский тесть — Лукьян Степанович Стрешнев. Чести присутствовать во Дворце «в государев ангел» удостоились также сибирские воеводы князь Михаил Борисович Долгорукий, князь Федор Андреевич Козловский и другие, вернувшиеся в Москву со службы в Тюмени, Березове, Нерымском остроге. Интересно, что сначала были перечислены имена первых воевод, а затем — вторых. Даже здесь надо было строго соблюдать местническую очередность.
К государеву столу 12 июля был приглашен воронежский сеунщик, а это значит, что «стол» «в государев ангел» не мог считаться только личным праздником царя Михаила Федоровича. Обычно в этот день сразу несколько служилых людей получали повышение в «московском списке» и жаловались новыми чинами. Так было и на этот раз: кого-то перевели в стольники из стряпчих, патриарших стольников (чин, появившийся в боярских списках с возвращением патриарха Филарета Никитича) и жильцов, трех человек, пожаловали в стряпчие. Все эти переводы из чина в чин обязательно сопровождались новым крестоцелованьем.
18 июля последовало новое распоряжение относительно брянских воевод князя Романа Петровича Пожарского и Никиты Парамоновича Лихарева, назначенных на службу еще в конце июня. В записной книге сделана помета: «А государево жалованье князю Роману и Миките на 135 год для брянские службы дано вполы их окладов, а подводы даны по указу. Наказ дан за приписью диака Михайла Данилова». Это прямое указание о выдаче вперед жалованья воеводам показывает, что воеводская служба не держалась одними кормами и подношениями. Регламентировано и количество подвод, на которых должны были отправиться на службу воеводы. По существующему порядку воеводы получали наказ, по которому и исполняли свою должность на местах. Упоминание о выдаче наказа было важным еще и потому, что часто приходилось менять уже назначенных на воеводскую должность людей, получение же наказа гарантировало выезд на службу.