Назначение на смену Петру Третьякову думного дьяка Ивана Грамотина, ранее называвшегося в официальных документах изменником, «первым всякому злу начальником и Московского государства разорителем», можно объяснить как незаурядными качествами самого Ивана Грамотина, так и тем, что для заключения мира с Речью Посполитой (без чего невозможно было возвращение из плена патриарха Филарета) понадобился человек с определенной репутацией сторонника польского короля Сигизмунда III. В 1618–1619 годах уже не было ничего удивительного, что полку бывших «тушинцев» прибыло в окружении царя Михаила Федоровича, но курс, предложенный Иваном Грамотиным, в итоге разошелся с представлениями о целях внешней политики патриарха Филарета, активно готовившего и начавшего-таки войну с Речью Посполитой. С 1626 по 1633 год Иван Грамотин находился в опале в Алатыре, в эти годы приказ ведали думные дьяки Ефим Телепнев, Федор Лихачев (им тоже не удалось избежать патриаршего гнева) и Иван Грязев. Царь Михаил Федорович вернул Ивана Грамотина из ссылки сразу же после смерти отца и снова поставил во главе Посольского приказа, указал ведать ему печать и пожаловал в печатники. Основными событиями «грамотинского» периода в истории Посольского приказа стали два мирных договора с Речью Посполитой в 1618 и 1634 годах. Упомянутый выше Исаак Масса считал, что Грамотин «похож на немецкого уроженца, умен и рассудителен во всем и многому научился в плену у поляков и пруссаков»[358].
С 1635 по 1643 год Посольским приказом управлял думный дьяк Федор Лихачев, сменивший Ивана Грамотина не только в этом ведомстве, но и в чине печатника (с 1639 года). Когда 1 сентября 1643 года Федор Лихачев попросился в отставку, то управлять приказом оставили служившего вместе с ним дьяка Григория Львова, пожалованного по этому случаю «в Думу». Уже упоминалось о службе Федора Лихачева во главе Разрядного приказа в 1620-е годы, новый поворот его биографии выглядит поэтому несколько неожиданным. Может быть, это назначение было сделано не без связи с общим отказом от активной внешней политики и сосредоточением на внутренних делах после поражения в Смоленской войне. Главными направлениями дипломатических отношений в последний период царствования Михаила Федоровича на рубеже 1630–1640-х годов стали урегулирование территориальных споров с Речью Посполитой и противостояние с Крымским ханством, постоянно тревожившим опустошительными набегами южные границы государства[359]. Вряд ли случайным было то, что деятельность Федора Лихачева во главе Посольского приказа совпала с возобновлением деятельности земских соборов, обсуждавших в 1636–1639 и 1642 годах проблемы взаимоотношений Москвы и Крыма. Федор Лихачев, который должен был прекрасно помнить о земских традициях времен Смуты, «объявлял» соборам дела о конфликте с крымцами, в том числе на известном «Азовском» соборе 1642 года. Указ царя Михаила Федоровича об этом соборе 3 января 1642 года прямо говорил о роли Посольского приказа в организации соборных заседаний: «А о каком о государеве и о земском деле выборным людем говорити и мыслити и тому… по государеву указу велено… выборным людем дати писмо Посолсково приказу дьяком»[360].
Таким образом, думные дьяки, стоявшие во главе Разрядного и Посольского приказов, по праву могут быть отнесены к числу самых влиятельных людей царствования Михаила Федоровича. Внешним выражением этого влияния были огромные дьяческие денежные оклады, сопоставимые по размерам с окладами самых высоких чинов Государева двора, личные и родственные связи с правящей верхушкой, умение использовать выгоды своего должностного положения. Выступления на земском соборе 1642 года против дьяков, «обогатевших многим богатеством», были совсем не беспочвенными. Когда в годы Смоленской войны собирали хлеб для отправки в войско, то по «розметному списку», составлявшемуся думным дьяком Иваном Гавреневым, больше всех должны были заплатить в казну Томило Луговской, Федор Лихачев, Иван Грамотин[361]. Не удивительно, что имена думных дьяков постоянно встречаются в числе первых землевладельцев в государстве.