Михаил Федорович

С приездом патриарха Филарета грядущий брак царя Михаила Федоровича попытались устроить уже не в соответствии со старыми московскими обычаями, а с учетом возможных внешнеполитических выгод. В династических расчетах полностью исключались католички (хватило одной Марины Мнишек), и взор дипломатов обратился в сторону протестантских стран, из которых самой подходящей казалась Дания. Еще царь Борис Годунов получил согласие датского двора на женитьбу «королевича Егана» (Иоанна) на Ксении Борисовне Годуновой. Однако по приезде в Россию королевич неожиданно заболел и умер, и тело его, по свидетельству «Нового летописца», было погребено «в слободе в Кукуе у ропаты немецкой» [210]. К датскому двору решили обратиться и на этот раз. В 1621 году к королю Дании Христиану отправились послы князь Алексей Михайлович Львов и дьяк Ждан Шипов. В наказе им была сформулирована цель посольства: «По милости Божией великий государь царь Михаил Федорович приходит в лета мужеского возраста, и время ему государю приспело сочетаться законным браком; а ведомо его царскому величеству, что у королевского величества есть две девицы, родные племянницы». Одну из них послы Михаила Федоровича и просили от имени царя выдать за него замуж «которая к тому великому делу годна».

В датской королевской семье, конечно же, не забыли о судьбе несчастного королевича, а потому боялись далекой страны, тем более что непременным требованием русской стороны была смена веры невестой (в наказе послам давались подробные инструкции на этот счет). Не отличалось рыцарским политесом и само предложение сразу к двум племянницам: с одной стороны, короля просили дать согласие, а с другой, послам наказывали сделать свой выбор, не заботясь о личных симпатиях и антипатиях девиц как в отношении жениха, так и вообще в отношении смотрин. Но то, что считалось само собой разумеющимся в Московском государстве, в Европе могло вызвать и отторжение. Очень любопытны в этом документе указания на поиск требуемых добродетелей для идеальной кандидатуры в царицы: «смотреть девиц издалека внимательно, какова возрастом, лицом, белизною, глазами, волосами и во всяком прироженье и нет ли какова увечья». «Годной» признавалась та невеста, которая «была здорова, собою добра, не увечна и в разуме добра». Под предлогом «дипломатической» «болезни» датский король благоразумно уклонился от переговоров, а с ближними королевскими людьми не захотел разговаривать сам московский посол. Так сватовство к датским принцессам расстроилось.

В 1623 году в Московском государстве вновь взглянули в сторону Скандинавии в поисках возможной царской невесты. Предтечей будущих союзных отношений со Швецией в Тридцатилетней войне могло стать сватовство к Екатерине, сестре бранденбургского курфюрста и одновременно сестре жены короля Густава-Адольфа. Острие такого союза, скрепленного родственными узами, естественно было направлено против общего врага — Речи Посполитой. Но и в этом случае вопрос смены веры оказался непреодолимым.