Моисей. Деталь. 1513–1516
На одре болезни, 4 февраля 1513 года, Юлий объявил своему церемониймейстеру Парису де Грасси, что желает покоиться в капелле своего дяди – папы римского Сикста IV, величественный памятник которому Юлий некогда сам заказал Антонио Поллайоло, до тех пор пока не будет завершена его собственная гробница[717]. Он уже повелел начать соответствующие работы. Примерно за две недели до этого, 18 января, папские банкиры, аугсбургские Фуггеры, перевели на банковский счет художника платеж, составляющий две тысячи дукатов – огромную сумму, равную двум третям всего гонорара, полученного Микеланджело за роспись Сикстинской капеллы[718]. Так всего за несколько месяцев Микеланджело скопил средних размеров состояние.
Спустя восемь лет после того, как Юлий впервые призвал его в Рим, Микеланджело смог всецело посвятить себя самому амбициозному скульптурному проекту своей жизни. Однако представления папы о том, какой облик должна иметь гробница, по-видимому, изменились. Первый эскиз, предложенный Микеланджело в 1505 году, совершенно поражал своим новаторством и подчеркнутой оригинальностью. По свидетельству Вазари, монументальная статуя святого Павла стала бы в папской гробнице единственным новозаветным элементом. Остальные скульптуры долженствовали изображать Моисея, Жизнь Деятельную и Жизнь Созерцательную, а также семь свободных искусств и покоренные провинции, побежденные Юлием; последним предстояло занять место внизу, вокруг пьедестала, на манер пленников, обступающих изножья римских триумфальных арок и колонн. В целом такой монумент производил бы исключительно классическое и почти светское впечатление. Возможно, по мере приближения смерти у Юлия стали появляться опасения. В конце концов, совсем недавно Пизанский церковный собор тщетно пытался низложить его за неподобающее поведение. Может быть, его уязвляло обвинение, что он-де ведет себя как надлежит полководцу и военному вождю, а не первосвященнику, наместнику Христову. С другой стороны, возможно, он озаботился спасением собственной души.
Каковы бы ни были причины, вариант гробницы, на котором в начале мая наконец сошлись Микеланджело и наследники Юлия, обнаруживал все признаки компромисса[719]. В сущности, это был монумент, спроектированный Микеланджело в 1505 году, однако теперь он неловко прислонялся к стене одним боком, а еще к нему была присоединена «капелла», на которую сверху полагалось взгромоздить скульптурную группу из разряда «Мадонна с Младенцем», а значит, весь замысел утрачивал первоначальные почти языческие черты и делался более традиционным, чем желал того мастер.
Кроме того, новый монумент включал в себя изваяние Юлия, окруженное четырьмя ангелами и обрамленное шестью крупными фигурами, сидящими вокруг этой группы. Однако, если бы этот новый замысел был воплощен, то, по всей вероятности, поражал бы своей несуразностью и разнородностью составляющих. Согласно контракту, всю эту гигантскую конструкцию, все еще предусматривавшую около сорока скульптур – некоторые из них значительно больше человеческого роста, – Микеланджело надлежало завершить за семь лет, считая от даты подписания; совершенно очевидно, что это было неосуществимо.
Из своей старой мастерской, неподалеку от площади напротив собора Святого Петра, Микеланджело перебрался в дом, видимо принадлежавший кардиналу Леонардо Гроссо делла Ровере, племяннику папы Юлия и одному из его душеприказчиков, известному под именем кардинала Аджинензи, поскольку он носил сан епископа города Ажен, что во Франции. Новое обиталище располагалось в Мачелло деи Корви, возле колонны Траяна и Кампидольо, примерно там, где густонаселенные районы ренессансного Рима граничили с так называемым