Микеланджело

Между гермами установлены три ниши. Две боковые из них украшены декоративными арками, которые заняты фигурами двух дочерей коварного Лавана — Лии и Рахили, жены Иакова. Их, как принято считать, изваял сам Микеланджело. Лия, стоящая справа, олицетворяет Жизнь деятельную и держит в руке зеркало, которое, по мысли автора, отражает людские деяния и пороки. Её сестра Рахиль выражает Жизнь созерцательную. Преклонив колено, она молитвенно сложила руки, обратив взор к небу. Обе эти фигуры служат противовесом мощному «Моисею», но он своей исходящей изнутри энергией их подавляет, и трудно поверить, что эти три изваяния сотворены одной и той же рукой.

Широкий прямоугольный проход, зияющий между двумя арками, по первоначальному замыслу вёл в гробницу. Теперь всё это пространство занимает статуя Моисея, белизна мрамора которой ярко выступает на фоне непроницаемой темноты за спиной пророка, словно исходящей из глубин доисторических времён до того, как Бог Саваоф в первые дни своих деяний отделил свет от тьмы. Над фигурой пророка — мраморное ложе, на котором, опершись обеими руками о край, бодрствует, полулёжа, папа Юлий, чья голова обращена, как и у Моисея, на входящих в храм людей. Над ним в нише фигура Богоматери с младенцем, а по бокам восседают, охраняя покой папы, сивилла и пророк.

По замыслу «Моисею» было уготовано место во втором ярусе многоступенчатой композиции. Его нынешнее расположение в церкви на уровне глаз зрителя несколько умаляет величие самой скульптуры и излучаемой ею колоссальной энергии. Резко повернув голову влево, пророк спокойно опирается правой рукой на скрижали закона. Его лицо предельно напряжено, черты отчётливо обозначены, а волосы густой бороды «водопадом» ниспадают на мощную грудь, поражая виртуозным мастерством исполнения. Существует мнение, что в сплетении волос Моисеевой бороды Микеланджело упрятал своё изображение под нижней губой, а также профиль-призрак папы Юлия II. Однако следует обладать крайне неординарным воображением, чтобы разглядеть такое, что втайне сотворено скульптором.

Следуя точному описанию фигуры пророка в Библии, Микеланджело увенчал голову Моисея двумя рожками, вызывающими недоумение. Он невольно повторил ошибку, допущенную первым переводчиком на латынь Ветхого Завета блаженным Иеронимом, который вместо слова corona («нимб») случайно написал coruna («рога»). Никто не осмелился исправлять описку в переводе, признанном церковью каноническим, и рожки на голове Моисея воспринимаются отныне как лучи сияния, исходящие от фигуры ветхозаветного пророка.

На первый взгляд правая нога Моисея представляется чересчур большой, но будучи знатоком анатомии, Микеланджело не допустил здесь никаких отклонений от нормы, так как по первоначальному проекту статуя должна смотреться снизу вверх. Складки плаща, наделённые взволнованным ритмом, плотно обвивают ногу, смахивающую на кряжистый ствол Мамврийского дуба. Обилие складок и глубоких врезок вкупе с тщательной полировкой мрамора создают игру бликов, придающих изваянию абсолютно компактный монументальный объём, а сама скульптура пронизана ощущением исходящей из неё грандиозной и почти нечеловеческой силы Божьего избранника, давшего погрязшему в грехах человечеству «закон».

С «Моисеем» связано немало легенд. Сопровождающие туристов гиды указывают обычно на щербинку левого колена пророка и рассказывают историю, как однажды Микеланджело в нетерпении ударил молотком и крикнул скульптуре: «Да говори же!» Как гласит итальянская пословица, «se non e vero, e ben trovato» — «если неправда, то хорошо придумано». Но вряд ли нужно было заставлять «Моисея» говорить, так как его взгляд красноречивее и выразительнее любых слов.

Гигантская фигура затмевает всё остальное, а исходящая из неё энергия создаёт ощущение, что пророк вот-вот встанет во весь рост и начнёт вершить свой суд по ниспосланному ему свыше закону. Перед ним блекнут даже сотворённые Микеланджело скульптуры двух библейских сестёр в боковых нишах, а уж об изваяниях верхнего яруса, созданных Рафаэлем да Монтелупо, Донато Бенти, Якопо дель Дука и Доменико Фанчелли по его рисункам, и говорить не приходится. Хотя имена всех помощников известны, но мы не знаем, над какой скульптурой верхнего яруса каждый из них трудился. Вскоре недовольный их работой Микеланджело заменил заболевшего Монтелупо скульптором Джованни Маркези, который тоже оказался не на высоте.

Веками превалировало мнение, что верхний ярус гробницы, выполненный подручными, не представляет художественной ценности, а покрывающие изваяния копоть и пыль, куда не добирались руки церковных служек, в немалой степени способствовали утверждению такого мнения, ставшего общим местом в литературе.