Когда его группа определила дом, который интересовал «отслеживаемых», а сами «отслеживаемые», после осмотра возможных мест проникновения в дом и отходов оттуда, пошли в местную коммерческую столовку перекусить и, видать, дождаться темноты, то он – молодой, напористый и инициативный – заявился к хозяину дома, чуть ли не силой вырвал у него признание, что «сапсем мал-мал денег на чердак прятал», по-быстрому эвакуировал его вместе с семьей из дому – чтобы под ногами не путался.
Приказал шоферу потребсоюза ждать с фургоном у райкома партии, расставил сержантов в штатском по возможным местам ухода подозреваемых из дома, а сам влез на чердак и затаился…
Сидел в засаде и рассуждал смело и верно: если судить по оперативным данным, что эти двое такие «деловые», что всегда заранее знают, где спрятаны ценности, – наверное, они и на этот раз не будут зря шуровать, а сразу же на чердак полезут. Тут он их и накроет!
Он к ним уже присмотрелся – ничего особенного: один такой худенький – вроде демобилизованного, лет двадцати, второй – под «художника» работает. Планшет для рисования через плечо, одет чистенько, рожа такая культурная. Лет пятнадцати, не больше. Соплей перешибить можно. Одной – сразу двоих…
Манты – гигантские казахские пельмени, приготовленные на пару, были удивительно невкусными. Тесто крутое, недоваренное в мантешнице, мясо жесткое, чем-то попахивало, каймак, которым следовало поливать манты, был жидким, явно разбавленным.
– Не, Мишаня, раз в месяц нужно обязательно в общепит ходить жрать. Сколько бы они с нас ни драли по коммерческим ценам!
Лаврик брезгливо отодвинул тарелку с мантами… Стал прихлебывать чай из пиалы, заедая боурсаками.
– На хрена? – спросил Мика. – Чтобы это говно жрать?
– Продолжаю свою глубокую мысль, – сказал Лаврик. – Для полного понимания степени сравнения. Ты вспомни Лилькины манты. А теперь посмотри на эти. Ну?
– …гну! – ответил ему Мика. – Ты даже сравнивать не имеешь права! Лилька – гений по этой части.
– По всем остальным частям – тоже, – ухмыльнулся Лаврик. – Я вот думаю, а не жениться ли мне на Лилькиных мантах? Домик ее «задвинуть» хоть за сколько – без запроса, выправить новую ксивоту, забрать Лильку вместе с ее мантешницей, тебя в охапку, и не сквозануть ли нам в Россию? Насовсем…
– И завязать, – сказал Мика. – А то мне так остоебенила эта нервотрепка – все время думать, что тебя кто-то втихаря разглядывает.
– Как говорил мистер Джингль мистеру Пиквику – «издержки профессии», – с удовольствием произнес Лаврик.
Но Мика даже не обратил внимания на Лавриковы глубочайшие познания Диккенса. Сказал, уткнувшись глазами в драную клеенку стола:
– Я бы СХШ закончил…
– Это еще что?!
– Средняя художественная школа.
– На хрена тебе школа? – удивился Лаврик. – Ты и так рисуешь – зашибись!
Мика промолчал. Потом поднял глаза от клеенки, уставился в Лаврика, сказал неожиданно жестко:
– Завязывать надо, Лавруша. Война идет, а мы… Завязывать и отваливать. Хватит. Намолотили. В будущем году мне все равно в армию идти.
– Может быть, может быть… – Лаврик не то согласился с Микой, не то решил прекратить эту тему.
Но Мика уже вцепился в него, как клещ:
– Давай плюнем на этого старого «планакеша», Лаврик. Что-то за всем этим мне нехорошее чудится!
– Что, с тобой, Мишаня? – слегка испуганно спросил Лаврик.
– Да ни хера особенного! Просто… Я еще этой ночью сон нехороший видел.
Лаврик облегченно рассмеялся:
– Слезай с печи, дедушка! В пришествие Антихриста ты еще не веришь?! Ну, Мишаня… Ну, Минька! Ты даешь!… Чтобы в пятнадцать лет, спортсмен, физкультурник, можно сказать… художник – культурнейший человек, и… Сон, видишь ли, ему нехороший приснился! Да если бы ты знал, какой сон мне сегодня приснился, ты вообще в штаны наклал бы!… Слушай. Будто идем мы с тобой по какому-то песчаному пляжу…
– Что?! – потрясеннно воскликнул Мика.
– Тихо ты! – Лаврик осторожно оглянулся по сторонам. – Ты слушай, не «чтокай»… А вокруг нас одна вода. Будто мы вроде как на каком-то острове… А песочек такой мягкий, тепленький, сыпучий…
– Замолчи!!!
– Ладно тебе психовать, – строго сказал Лаврик. – Не хочешь слушать – молчу. Но и ты уж возьми себя в руки, пожалуйста. На дело идем, а ты весь вздрюченный. Не годится. Что это с тобой?
– Давай не пойдем, Лаврик!… – умоляюще прошептал Мика.
Над клеенчатым столом с холодными и невкусными мантами и жидким разбавленным каймаком повисла пауза. Потом Лаврик спросил:
– А если я скажу – «в последний раз». Пойдешь?
Мика помолчал, посмотрел Лаврику в глаза:
– Действительно в последний раз?
– Век свободы не видать.
– Пошли, – сказал Мика.
Было уже совсем темно, когда Мика и Лаврик проникли в дом старого планакеша через крышу сарая, сразу же на второй этаж.
Именно в том месте, куда молодой и инициативный товарищ не догадался спрятать сержанта в гражданском и при нагане.
– А где цветы, где оркестр? – одними губами произнес Лаврик.
Ему очень хотелось подбодрить Мику.