Даже Чарли, преувеличивать не склонный, полагал, что это «закругляет двадцатипятилетнюю историю „Роллинг Стоунз“». Ярость и презрение Кита взлетели до небес, когда выяснилось, что Мик нанимает гастрольных музыкантов — в том числе соло-гитариста, который будет играть под Кита, — и на своих личных гастролях планирует исполнять штук двадцать песен «Стоунз». Он крыл «банду дрочил и диско-мальчика Джаггера» перед любым журналистом, готовым его выслушать, и грозился, что, если Мик и впрямь выйдет на сцену с другими музыкантами, «я ему, блядь, глотку перережу». Мик заявлял, что «Стоунз» — «жернов» у него на шее и что, как бы он ни «любил» Кита, работать с ним стало невозможно. «Вы когда перестанете собачиться?» — спросил Кита один интервьюер. «У суки спросите», — отвечал тот.
И с этим прочие «Стоунз» раскатились кто куда, как бильярдные шары под мастерским ударом. Мик все же нанял гастрольную группу и нарек ее
И после всего этого «Primitive Cool» провалился — поднялся лишь до 26-й строчки британских чартов и 41-й — американских, а сингл «Let’s Work» еле-еле пробрался в «Топ-40» «Биллборда». Мик погрузился в нехарактерную затворническую меланхолию и взял моду заматываться в шарфы, «точно Человек-слон»,[331] как вспоминает один его друг. В результате сольные гастроли пришлось сократить, обойтись без Америки и Европы и ограничиться только Японией и Австралией.
В Сиднее к нему за кулисы пришла Мэгги Эбботт, британская агентесса, которая столько лет упорно пыталась раскочегарить его кинокарьеру. В этой области успехов не добился никто: после «Фицкарральдо» Мик появился на экране лишь однажды, в американском телесериале «Сказочный театр» сыграв вполне подходящую роль китайского императора в «Соловье».[332]
Однако сейчас Эбботт поведала историю, которая вызвала бы обильное слюнотечение у любого продюсера. Когда Мик уже перестал быть ее клиентом, она познакомилась с лос-анджелесским видеопродюсером Дэвидом Джоувом, эгоцентриком, державшимся, однако, подальше от софитов. Они подружились, и в конце концов Джоув раскрыл ей тайну, которую хранил пятнадцать лет. На самом деле его звали Дэвид Снайдермен, он же Кислотный Царь Давид; он был таинственным виновником антинаркотического налета на «Редлендс», а затем суда и тюремного заключения Мика и Кита в 1967 году.
Со временем Эбботт выяснила подробности: как ФБР совместно с МИ5 наняли Снайдермена, дабы замести Мика и Кита и навсегда закрыть им въезд в США; как он внедрился в группу редлендских гостей под маской кислотного дилера, располагавшего неотразимым новым веществом; как, едва он стукнул сассекской полиции, его наниматели из ФБР и МИ5 скоренько вывезли его из Великобритании и как потом он постарался вовсе исчезнуть, осел на Западном побережье и сменил фамилию; как он все эти годы не высовывался, противостоя всем соблазнам нажиться на одной из самых знаменитых легенд рока, и как тем не менее он всю жизнь провел в страхе, что его бывшие кураторы из ФБР в один прекрасный день явятся и заткнут ему рот на веки вечные.
По Лондону Мэгги Эбботт была знакома и с третьей жертвой «редлендской» истории, пострадавшей, пожалуй, больше всех, — с Марианной Фейтфулл. Марианна к тому времени уже вернулась из надира героиновой наркомании, выстроила заново музыкальную карьеру и заработала всеобщее уважение как одна из тех, чье спасение было очень маловероятно. Эти две женщины поддерживали связь, и в 1985 году, когда Марианна приехала в Лос-Анджелес, Эбботт представила ее Дэвиду Джоуву. Марианне на этой встрече было весьма неуютно, и потом она подтвердила Эбботт, что он и есть «мистер Икс… тот парень из „Редлендс“, который нас подставил».
Казалось бы, такая весть должна была взбодрить Мика, пробить даже его знаменитую амнезию и возродить воспоминания о Лете Любви, начиная с камеры в Брикстонской тюрьме и мифического батончика «Марс» и заканчивая совещанием с представителями истеблишмента. Какая вышла бы глава в недавно заброшенной автобиографии! Он мог бы хоть полюбопытствовать насчет человека, виновного в худшем испуге его жизни. Но история Мэгги Эбботт Мика не заинтересовала, он перебил ее, не успела она начать, и сказал только, что его происшедшее «не парит» и что «все это в прошлом».