Миграции

Но Эдит уже шагает обратно к дому.

Я бегу следом, пытаюсь выхватить ключ из ее руки — судорожно, панически, неужели она не понимает, что я должна отсюда уехать, мне тут не место, я тут задыхаюсь.

— Хочешь убраться отсюда — твое дело, — говорит она. — Только не на моем фургоне.

Я злобно фыркаю — горло заливают слезы.

— Ну пожалуйста.

— Мир не всегда подстраивается под твои желания, детка, учись терпеть это хоть с каким-то достоинством.

Этим она меня унизила. Ненавижу ее.

Она уходит в дом, а я, рыдая, оседаю на крыльцо. Плачу по Финнегану, единственному своему другу, плачу от горя, почему моя мама не здесь. Эдит меня терпеть не может. Мне кажется, что в тот день, когда меня сюда отправили, рухнула вся ее жизнь. Теперь я, по крайней мере, знаю, откуда эта ненависть: я — напоминание о ее сыне-подонке.

В дом я захожу только через много часов. Я дождалась, пока она точно заснула: нет у меня сил сегодня встречаться с ней снова. Я крадусь к себе в спальню, и тут до меня долетает тихий звук от задней двери, мне не удержаться, я подползаю к окну и вижу: Эдит сидит на ступеньке заднего крыльца в круге света от лампы, одна, держит жетон, который вытащила у Финнегана из уха, и тихо плачет. Я оседаю по стене, приваливаюсь к ней головой. — Прости, бабушка, — шепчу я, но ей сквозь стекло не слышно.

Завтрак проходит в молчании, но это обычное дело. Эдит вчера не потребовала свой сундучок с тайнами обратно, поэтому я сама его заперла и поставила к ней под кровать, меня терзает чувство вины. К фотографии под подушкой я не притронулась: мне не заставить себя ее вернуть, хотя кажется непредставимым, что я хоть когда-то захочу взглянуть на нее снова. Я без сил и позади беспокойная, бессонная ночь. Только опустошив миску с кашей, я набираюсь храбрости:

— Он правда кого-то убил?

Эдит кивает, не отрывая глаз от газеты.

— Кого?

— Рэя Янга.

— А кто такой Рэй Янг?

— Парнишка один, вырос тут неподалеку.

— А ты знаешь за что?

— Он мне не сказал.

Я замираю, ошарашенная тем, как безмятежно она пожимает плечами.

— А как они с мамой познакомились?

— Понятия не имею. Где-то в Ирландии.

— Ты у него не спрашивала?

— Это не мое дело.

— А как ты думаешь, они… любили друг друга? Когда он привез ее сюда?

Эдит поднимает глаза от газеты и вглядывается в меня поверх очков для чтения.

— Это хоть что-то меняет?

Я не знаю.

— Это не меняет того факта, что он убил человека, — что точно, то точно. Или того, что приговор ему вынесли в тот самый день, когда ты с писком вылезла у Ирис из пуза прямо вот на этом диване. Я тебя вытянула, я остановила ей кровь. Она ревела от одиночества, но какая бы там между ними ни была любовь, она не помешала ей увезти тебя отсюда. — Она складывает газету и несет свою миску к раковине. — Поможешь мне вырыть яму для Финнегана, — говорит Эдит, и я киваю.

— Хорошо, бабушка.

Когда она натягивает сапоги, я спрашиваю:

— А как он это сделал?

— Задушил его, — отвечает моя бабушка.

18

ИРЛАНДИЯ, ДУБЛИН. ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

На лицо тяжело шлепаются холодные дождевые капли. У меня ни плаща, ни зонта, придется смириться с тем, что промокну. Дублин — место унылое, когда небо серо от туч, и все же есть в нем нечто величественное, загадочное, нечто, в чем можно увязнуть и затеряться. Я иду в библиотеку — она неподалеку от набережной.

Утром, как правило, он будит меня поцелуем, когда уходит на работу. Сегодня он ушел так рано, что лучи рассвета едва успели пробиться сквозь ставни, и губы его во тьме могли быть просто сновидением. Сегодня не моя смена, и я приняла решение сделать квартиру Найла хоть немного поуютнее, добавить цвета, растений, безделушек — чего угодно. Но когда я остаюсь одна в этих стенах, пятки начинают выбивать дробь, пальцы — трястись, а если не обращать на это внимания, вскоре сжимается горло.

Тогда я вспомнила, что давно уже хотела сходить в Дублинскую библиотеку, а потому прыгнула в поезд из Голуэя, и вот я на месте, бегу, опережая ливень, и дышу полной грудью. Я влетаю в огромное здание, шагаю по мозаичному полу под высоким потолком, вхожу в купольный читальный зал, — помню, как мне здесь нравилось, когда я только вернулась в Ирландию. Я плохо понимаю, что именно ищу, может какие-то книги по генеалогии, но в первый миг я просто стою и наслаждаюсь. А потом погружаюсь в чтение.

Через некоторое время чувствую в сумке вибрацию.

Звонок я пропускаю, а когда потом вижу экран телефона, сердце падает, меня захлестывает осознание того, что я поступила нехорошо, хотя понять, в чем именно, удается не сразу. Восемь пропущенных звонков от Найла. Три сообщения с вопросом, где я. Снаружи уже стемнело — в запойном чтении я провела целый день. Блин.

Я тут же ему перезваниваю.

Первые его слова:

— С тобой все в порядке?

Я стараюсь говорить как можно беспечнее:

— Все хорошо, прости, что звонки пропустила, я в Дублине.

Длинная пауза.

— Зачем?

— Захотела сходить в библиотеку.

— Так вот… без цели?

— Вроде того.

— И не сочла необходимым поставить меня в известность.

— Я…