Мифы, в которых нам жить

Это, однако, не то «ты», каким человек обычно себя считает; это не личность, которой для удобства налогообложения присвоены имя, номер и компьютерный код. Это «ты» — вовсе не «То», а условие, делающее нас обособленными лампочками. Однако перейти в ощущении собственного бытия сначала от тела к единичному сознанию, а затем и сознанию всеобщему, очень нелегко.

В Индии я познакомился и беседовал с мудрецом по имени Шри Атмананда Гуру из Тривандрума, и он предложил мне подумать над таким вопросом: «Куда деваешься ты в промежутке между двумя мыслями?» В «Кена упанишаде» сказано: «Туда не проникает глаз, не проникает ни речь, ни разум. […] Поистине, это отлично от познанного и выше непознанного». Возвращаясь из промежутка между двумя мыслями, обнаруживаешь, что все слова — а они, разумеется, могут обозначать только идеи и вещи, имена и формы — просто вводят в заблуждение. Как говорится в той же упанишаде, «мы не знаем, не распознаем, как можно учить этому».

Мне кажется, каждый из нас уже убедился на личном опыте, что передать словами свои переживания можно лишь в том случае, если собеседник тоже испытывал нечто подобное. Попробуйте, например, рассказать человеку, в глаза не видавшему снега, что чувствуешь, когда катишь на лыжах по склону горы. Больше того, мысли и определения порой сводят на нет даже наши собственные переживания! Так бывает, в частности, когда задаешься вопросами: «Быть может, это любовь?», «Вправе ли я так поступать?» или «Стоит ли делать это сейчас?» Разумеется, иногда подобные вопросы задаешь себе поневоле, но, увы, стоит им возникнуть, как вся непринужденность мгновенно улетучивается. Точные определения загоняют жизнь в минувшее, откуда она уже не в силах прорваться в будущее. И вполне закономерно, что любой, кто постоянно втискивает свою жизнь в рамки намерений, значений и поисков смысла, рано или поздно замечает вдруг, что утратил всякую остроту переживаний.

Таким образом, главная задача дзэн — разорвать паутину наших представлений, и по этой причине кое-кто называет его философией «отсутствия ума». Ряд школ западной психотерапии полагает, что основной потребностью человека, главной целью его исканий является смысл жизни. Некоторым это действительно помогает, но подобная помощь неизменно оказывается только рассудку, и когда рассудок приступает к самой жизни со всеми своими наименованиями, категориями, определениями взаимоотношений и выяснениями смыслов, жизнь неминуемо теряет нечто самое сокровенное. Дзэн, напротив, придерживается той точки зрения, что жизнь и ее восприятие предшествуют смыслу. Главная его идея: пусть жизнь течет, не нужно никаких слов — и тогда ты вернешься к жизни, станешь тем, кто ты есть, а не кем назван.

Учителя дзэн любят рассказывать притчу о том, как проповедовал однажды Будда: он просто взял в руку лотос, и в этом жесте заключалась вся проповедь. Послание постиг, однако, только один из слушателей, монах по имени Кашьяпа, считающийся сейчас основоположником дзэн. Заметив это. Будда кивнул ему, а затем выступил с обычной, словесной проповедью — она предназначалась для тех, кто все еще требовал смысла и не мог вырваться из паутины определений, но все-таки стремился к запредельному, искал путь из западни и надеялся, что рано или поздно на него выйдет.

Сам Будда, по легенде, разорвал эту паутину лишь после нескольких лет исканий и аскетизма, когда сел наконец-то под деревом бодхи — деревом просветления, растущим в самом центре Вселенной, том центре глубочайшего внутреннего безмолвия, которое Томас Элиот в стихотворении «Бёрнт Нортон» назвал «недвижной точкой в мировом коловращенье». Повторяя слова поэта,

Я знаю, что где-то мы были, но где мы были, не знаю, И не знаю, как долго: во времени точек нет.

Вскоре у дерева появился бог по имени Желание и Смерть, чья сила заставляет мир вращаться. Он приблизился к Благословенному, чтобы сместить его с точки неподвижности. Приняв обычный облик прекрасного искусителя, бог явил Благословенному трех своих красавиц-дочерей — Томление, Исполнение и Душевную Боль, — и если бы сидящий под деревом подумал: «я», то непременно подумал бы также: «они», и испытал бы смущение. Однако Будда уже утратил какое-либо ощущение обособленности вещей — дзи хоккай — и продолжал сидеть неподвижно. Первое искушение сорвалось.

Тогда бог Желания преобразился в Царя Смерти и двинул на Благословенного свое гигантское и ужасное войско. Но и в этом случае не было ни «я», ни «они», и Благословенный не сдвинулся с места, так что второе испытание тоже кончилось неудачей.