Мифы, в которых нам жить

Обсудим немного подробнее библейский образ Сада. Его название, Едем, означает в древнееврейском «услада, прелестный уголок», а общеевропейский корень paradis- происходит от персидского pair-, «вокруг», и daeza, «стена», то есть буквально переводится как «место, огороженное стеной». Очевидно, что Едем — это обнесенный оградой чудесный сад, в центре которого высится огромное дерево; точнее говоря, их там два: дерево познания добра и зла и дерево вечной жизни. От неиссякаемого источника у их корней берут начало четыре реки, орошающие мир во всех направлениях. Когда наших прародителей, вкусивших запретный плод, изгнали из рая, у его восточных врат поставили, как утверждается, двух херувимов, чтобы не позволить людям вернуться назад.

Если считать, что эта картина описывает не географическое место, а сад души, то Едем — внутри нас. Сознание не в силах проникнуть туда и испробовать сладость вечной жизни, поскольку люди уже познали вкус добра и зла. Таким образом, именно это знание изгнало нас за стену сада, отторгло от собственной сердцевины, и теперь мы судим обо всем с точки зрения доброго и дурного, а не бессмертия — но в людских душах по-прежнему цветет наш потаенный сад, о чем сознание и не подозревает. Так, судя по всему, объясняется смысл этого мифа, если не толковать как доисторическую хронику, а соотнести с внутренним, духовным состоянием человека.

От библейского предания, зачаровавшего некогда весь западный мир, обратимся к покорившей Восток индийской легенде о Будде, где также используется мифический образ дерева бессмертия, оберегаемого двумя грозными стражами. Под этим деревом лицом к востоку сидел Гаутама, когда его озарил свет сознания собственного бессмертия, после чего принц Сиддхартха стал Буддой, Пробужденным. Есть в этой легенде и змея, но тут она является не олицетворением зла, а символом неуничтожимой энергии всего живого. Змея сбрасывает свою кожу и словно заново рождается на свет; на Востоке ее уподобляют духу, который в круговороте перевоплощений облачается в новые тела и избавляется от них, как человек меняет одежду. В индуистской мифологии гигантская кобра удерживает на голове плоскую Землю; точкой соприкосновения является, конечно же, центр диска, откуда растет мировое дерево. По буддийской легенде, когда Благословенный обрел всеведение и в течение нескольких дней сидел под деревом в глубочайшей медитации, по всему миру прокатывались сильные бури, но появившаяся из-под земли громадная кобра обвилась вокруг Будды кольцами и прикрыла его своим капюшоном.

Таким образом, в одном предании о дереве змея осуждают и проклинают, а в другом он исполняет благотворную роль. Так или иначе, в обоих случаях змей связан с деревом и, несомненно, сам вкусил его плодов, поскольку способен сбрасывать кожу и рождаться заново. Однако в Библии наших прародителей изгоняют из сада, а в буддийской легенде вход гостеприимно открыт для всех. Это означает, что дерево, под которым сидел Будда, соответствует второму древу Едемского Сада, в котором, как уже упоминалось, следует видеть не географическое место, а сад души. Что же мешает нам вернуться и присесть рядом с Буддой под деревом? Кто эти два херувима и не найдется ли подобных им в буддизме?

Одним из крупнейших центров современного буддизма является японский город Нара, в огромном храме которого высится величественная бронзовая скульптура Будды: шестнадцатиметровый Просветленный со скрещенными ногами восседает на большом лотосе, правая его рука поднята в жесте «не бойся». По обе стороны от ворот перед храмом стоят две гигантские и сказочно жуткие фигуры воинов с мечами — буддийские двойники херувимов, которых Яхве поставил у райских врат; но здесь они не для устрашения и отпугивания. Проходя мимо грозных стражников, человек должен оставить позади внушаемые ими страх смерти и желание жить.

Это означает, что, по мнению буддистов, обратную дорогу в сад преграждает не ревнивая месть божества, а наша собственная инстинктивная привязанность к тому, что мы считаем настоящей жизнью. Человеческие органы чувств, обращенные вовне, в мир пространства и времени, приковывают нас к этому миру и бренным телам. Нам не хочется расставаться с иллюзорными радостями и удовольствиями материальной жизни, но именно эта привязанность становится величайшей помехой, главным обстоятельством и условием, не позволяющим вернуться в Сад. Только это и мешает нам отыскать внутри себя то бессмертное, всеобщее сознание, чьими робкими посредниками являются обращенные вовне органы чувств.