Мифы Цивилизации

В связи с этим характерно и само обозначение средневековья в источниках XV–XVI веков. Первым зафиксировано латинское выражение «media tempestas» (1469), где слово tempestas означает не просто время, а «пора бурь, время катаклизмов» (ср., например, англ. tempest — «буря»), то есть оно передает явно негативную характеристику событий этого временного промежутка. Далее появляется формула «media antiguitas» (1494), или «средняя античность», то есть промежуток примерно с середины XIII века до середины XV века считается временем «средней древности». Затем отмечаются выражения «media tempus» и «medium aetas» (1531), то есть попросту «среднее время, средняя эпоха». И только в 1596 г. — saeculum medium, одновременно с «medium aevum» — уже после того, как слово «saeculum» — «век» — было ассоциировано и с понятием «столетие». Однако окончательно выражение «средние века» приобрело современный смысл только в конце XVII века.
Тоже касается и понятия античность. Слово antique во французском языке отмечено в XIII веке. Считается, что оно произведено от лат. antiquus. Но по-латыни «antequos» означает «до каких-то событий». До каких же событий? Итальянское слово antico в обиход вошло во второй половине XV века. А вот что пишет Вазари (1511–1574), крупнейший искусствовед XVI века, введший в оборот термин «готика»: «Манера эта была изобретена готами, ибо после того, как были разрушены древние постройки и войны погубили архитекторов, то оставшиеся в живых стали строить в этой манере, выводя своды на стрельчатых арках и заполняя всю Италию черт знает какими сооружениями…».
Катастрофа, вызванная наблюдавшимся внеземным источником, не могла не оставить следов и в ментальности человечества. Землетрясение или наводнение впрямую не дает оснований для связывания таких природных катаклизмов с «карой небесной» — для этого необходимо визуальное наблюдение космических и атмосферных явлений — то есть знамение. Причем знамение совершенно неординарное: это не молнии, северные сияния, солнечные и лунные затмения, которые наблюдаются нередко и не приносят ощутимого вреда. На эту роль гораздо лучше подходят кометы и крупные метеориты, если их обломки достигают Земли.
Именно беда, приходящая с неба, является сильнейшей религиозной мотивацией. В связи с этим характерен феномен пророчества. Если, скажем, катастрофа была связана с развалом близко подошедшей кометы, то она должна была происходить не менее, чем в два этапа, и это объясняет многое: пережившие катастрофу и связавшие ее с появлением кометы рассказывали о ней детям и внукам. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что уходящая за Солнце комета, разворачивающая хвост в сторону, противоположную от начальной, недвусмысленно обещала вернуться. Но когда она вернулась, таких катастрофических событий, как в первый раз, не было, хотя краснело небо и снова выпадал каменный град и т. д. Поэтому потомки решили, что страхи предков были слишком преувеличены, при этом некоторых пророков просто казнили («охота на ведьм» и т. п.).
Когда вымерли свидетели катастрофы, мнения потомков разделились: одни сочли, что пришествие мессии состоялось, и стали христианами, другие решили, что масштаб катастрофы был не тот, и мессию еще надо ждать — так образовались иудеи-ортодоксы. Третьи, наименее грамотные, решили вообще покончить с пророчеством: они объявили, что последний из пророков — Магомет — останется последним навсегда. Но и следующие поколения продолжали размежевываться: мусульмане раскололись на суннитов и шиитов именно на почве пророчества, а часть христиан предпочла иметь постоянно действующего пророка в лице папы римского.
Самое парадоксальное, что последними раскололись «древние евреи» — в XVIII веке возникло движение хасидов, причем опять-таки на почве признания пророков-цадиков! Такая модель развития нынешнего монотеизма представляется отнюдь не беспочвенной.
Другим религиозным понятием, возникновение которого напрямую можно связать с катастрофой, является чистилище. Возникновение понятий «рай» и «ад», как взаимосвязанные альтернативы в представлении о том, что происходит по истечении жизни, вполне естественно. А вот «чистилище» представляет собой представление о процедуре, с помощью которой Вышняя Сила разделяет «чистых» и «нечистых»: кто пережил испытание — чисты, погибшие — были нечисты, за то и наказаны. Традиционная историография гласит, что идея «чистилища» зародилась в III веке (Jagues Le Goff. The birth of purgatory. The University of Chicago Press. Chicago, USA 1984) в трудах Климента Оригена и Киприана. Блаженный Августин (IV в.) в трактате «Град Божий» впервые употребляет термин «poenae purgatoriae», из которого и возникло purgatoru = чистилище.
Однако после этого — вплоть до ХII(!) века — тема чистилища исчезает из источников, чтобы возродиться для бурного обсуждения «отцами церкви», список которых весьма внушителен и включает Альберта Великого, Бонавентуру, Фому Аквинского. Считается, что канонизация чистилища произошла в 1274 году на Лионском соборе. (При этом якобы папа в своем письме фактически признал чистилище каноном еще в 1254 году.) Апогей развития темы чистилища — «Божественная Комедия» Данте. Однако догмат чисти лища был введен только в 1439(!) г. и подтвержден в 1562 г., поскольку Мартин Лютер в начале XVI века возобновил полемику о чистилище. (При этом РПЦ существования чистилища никогда не признавала!).