Когда мы оцениваем историческую личность, то невольно держим в голове альтернативные сценарии истории. Если бы Ленин прожил дольше… Если бы Сталин был свергнут в 1937 году… Самые распространенные сценарии (они же и самые наивные) — прямолинейны и однозначны. Многие «шестидесятники» уверены, что если бы удалось избавиться от Сталина в 20-е — середине 30-х гг., то страна добилась бы гораздо больших экономических успехов без жертв и разрушений, сочетала бы все достижения социализма, демократии и рынка, а в Европе воцарились бы мир и процветание. Столь же «убедительны» и сценарии сталинистов, которые убеждены — проживи Сталин дольше (до ста лет?) или унаследуй его власть настоящий сталинист (на эту роль выдвигается Берия) — СССР жил бы и процветал без всяких кризисов, партноменклатуры и национальных конфликтов. В общем, стал бы раем на земле на веки вечные.
Эпоха «великих потрясений» 1917–1956 гг. завершилась во времена «оттепели», после перехода от тоталитаризма к более умеренному авторитарному режиму, с расширением роли правовых гарантий для личности, социальных групп, групп правящей элиты. Такой режим предполагает постепенный распад правящей элиты на все более влиятельные кланы, возрождение гражданского общества. Этот путь наша страна проделала в 50-80-е гг. Для сталинистов это — время крушения надежд. Хрущев «развалил все, что только можно», при Хрущеве «лишенная сильного управления экономика начинала разваливаться, а психологический удар, нанесенный ХХ съездом, надломил народ»[614]. Вот этот «надломленный» народ и эта «разваливающаяся» экономика обеспечили во второй половине 50-х гг. резкий рост промышленного производства, массовое жилищное строительство, внедрение новых технологий, включая, скажем, газификацию и освоение космического пространства[615]. Признакам «развала» несть числа.
Отказ от сталинской системы обеспечил расцвет советской культуры, не помешал продолжить индустриализацию, расширить сферу влияния СССР, но с меньшими, чем раньше, жертвами. Был ли период 1937–1956 гг. потерянным для страны? Как развивалась бы страна, если бы в 1934–1937 гг. Сталин был бы отстранен от власти?
Картина победы антисталинской оппозиции 30-х гг., которую рисуют авторы, симпатизирующие Сталину, мрачна: «Если бы они взяли власть — что бы было? Это мы тоже можем себе представить. Борьба группировок, свара у опустевшего трона, и, в лучшем случае приход нового диктатора, а в худшем — то, то мы имеем теперь, но с Гитлером у границ». И, наконец, самое страшное — приход к власти Троцкого, «вокруг которого сплотилось все, что было антисталинского в государстве»[616]. Ну что, страшно?
Уверенность в том, что устранение Сталина привело бы к скачку сразу в 90-е гг., выглядит антиисторично. Задача модернизации и внешняя угроза достаточно сплачивали общество, и только зрелость индустриальной системы, ее кризис могли привести к событиям, аналогичным Перестройке[617]. Смена стадий общественного развития имеет свою логику[618]. После смерти таких деятелей, как Петр I и Сталин борьба его наследников за власть не приводила к распаду страны и Смуте. «Свара у опустевшего трона» не мешала народу жить. То же самое — и при Хрущеве. Были и «свары», и культурный подъем, и освоение космоса, и мировое влияние СССР. Сталин, например, не имел баз на Кубе, у ворот США.
А вот при Сталине борьба за власть привела к гибели сотен тысяч людей и трагедии миллионов.
Что делать с Гитлером у границ? Позвольте, у каких границ? В 1937 г. Германия находилась в пределах границ, определенных Версальским договором. Сталин и Гитлер еще не поделили Восточную Европу, еще не создали советско-германскую границу.
Антисталинисты считают, что Сталин вел худшую из возможных внешнюю политику, сталинисты — что лучшую. Кто прав? Факт остается фактом — внешняя политика Сталина сталкивалась с провалами в 1938 и 1941 гг. Также приходится констатировать, что критики Сталина даже задним числом не предложили бесспорной альтернативы его внешней политике. Однако очевидно, что «свара у трона» не приводила к провалам внешней политики ни в 1953 г., ни в 1964 г., ни в 1982–1985 гг. А вот единоначалие Сталина связано со стратегическим просчетом в 1941 г.
И, наконец, «самое страшное» — Троцкий. Этот деятель внушает сталинистам священный ужас. Но, во-первых, нет никаких признаков сплочения антисталинских сил именно вокруг Троцкого. В случае прихода к власти коалиции большевистских вождей Троцкий оказался бы не в центре, а на левом фланге этой коалиции. При всем уважении к Троцкому, товарищи по партии оставили бы себе наиболее важные посты руководителей экономики, вооруженных сил и внешней политики. На долю Троцкого осталось бы какое-то одно направление деятельности, или удел влиятельного диссидента.