Почти сразу после открытия Нового Света его обитатели стали объектом глубочайшего интереса самых широких кругов европейцев. Впрочем, этому вряд ли стоит удивляться, вспомнив господствующее тогда невежество, связанное с открытием нового полушария, и тот факт, что по общему представлению люди, населявшие только что обнаруженные земли, считались жителями тех самых далеких восточных стран, которых европейские мореплаватели так давно и безуспешно пытались достичь. Само имя «индеец», данное людям с островов удаленного западного океана, доказывает необоснованность и ложность новых понятий, которые были навязаны географической науке открытием Колумба. Но почему все-таки возник столь острый и пристальный интерес к странным существам, которых генуэзский капитан привез с собой, как представителей населения открытых островов? Испанцы уже привыкли к присутствию уроженцев Востока, в течение веков они жили с ними бок о бок, поэтому все восточное вряд ли имело для них прелесть новизны. Возможно ли, что люди, руководствуясь некими трудными для понимания мотивами, не прониклись доверием к предложенным им научным выводам? Их умами руководило нечто более глубокое и более примитивное, чем наука, – некий глубокий человеческий инстинкт подсказал им, что смуглые и украшенные перьями люди, которых они созерцали в триумфальной процессии первооткрывателя, не были более или менее знакомыми уроженцами Востока. Они являлись жителями таинственного континента, на протяжении бесчисленных веков изолированного от остальной части человечества.
Обстоятельства показали, что именно глубинный инстинкт, отбросивший научные выводы, оказался прав. Девиз на гербе Колумба выражал общие чувства, утверждая, что
А в Лондоне новость встретили заявлением, что «речь идет о вещах скорее божественных, чем человеческих». Вряд ли такой вывод мог быть сделан, если бы речь шла всего лишь о достижении далеких восточных рубежей.
Примитивная и варварская внешность привезенных Колумбом индейцев произвела неизгладимое впечатление на испанцев. До этого дикарь был только «легендарным и геральдическим животным, вроде грифона или феникса». Он впервые воочию предстал перед изумленными европейцами в лице индейца, и они быстро усмотрели различия в облике и поведении краснокожего и цивилизованного уроженца востока, хотя некоторые ранние исследователи настаивали на его сходстве с татарской расой.
Всеобщий интерес, вопреки ожиданиям, не угасал, а, наоборот, становился все сильнее, и каждое новое американское открытие подливало масло в огонь ожесточенных споров об «индейце». Труды о происхождении и обычаях американских аборигенов, перегруженные нудными рассуждениями и сомнительными выводами, внимательно изучались и обсуждались. Между тем они отнюдь не являлись более экстравагантными, чем теории, представленные намного позже. В начале XIX века возникла школа исполненных энтузиазма любителей древностей, наиболее видным представителем которой считается лорд Кингсборо, поставивший своей целью доказать идентичность американских аборигенов и евреев, продемонстрировав при этом необычайную эрудицию. Публикация «Памятников древности Мексики» – знаменитого труда лорда, посвященного этому вопросу, – принесла ему около пятидесяти миллионов фунтов стерлингов. В процессе этих исследований были сделаны более чем абсурдные филологические выводы, подробное изложение которых может лишь утомить читателя. Несколько менее смехотворными можно назвать заключения, полученные на основе изучения индейских обычаев, – в них лорд Кингсборо усмотрел сходство (поверхностное, надо сказать) с древнееврейскими обрядами.
В качестве примера такого рода аргументов достаточно процитировать следующий отрывок из труда капитана Дж. Палмера «Миграция из Шинара», опубликованного в Лондоне в 1879 году: «Верховный жрец индейцев носит нагрудник, сделанный из белой раковины, а на голове или венок из лебединых перьев, или длинный кусок лебединой кожи, сложенный так, чтобы показывать белоснежные перья с каждой стороны. Это напоминает нам о нагруднике и митре высшего еврейского духовенства. У них также есть прозрачный волшебный камень, к которому обращаются шаманы; он очень строго оберегается даже от собственного народа. Адейр не сумел добыть ни одного. Возможно, это имитация урима и туммима? К тому же у них есть праздник первых фруктов, который они отмечают песнями и танцами, повторяя с немалой серьезностью и энтузиазмом «Аллилу – аллилу – аллилуйя». Они танцуют, образовав три круга, вокруг огня, где на своеобразном алтаре готовятся эти фрукты, славя Йо-Ге-Ва (Иегова?). Эти слова используются только в религиозных праздниках».
На какое племя ссылается автор, из текста не ясно.