— Ага, внучек, с талой водицы и язык у меня отмяк, глотка отошла. Полегче стало.
Семиголовый менкв семиухий котел весь выпил:
— Вот так, внучек, с талой водицы и язык у меня отмяк, глотка отошла. Теперь полегче стало, а то пересохло совсем.
Трехголовый котомку свою развязал, есть принялся. Семиголовый старик-менкв внучку вяленой рыбы и жиру отдельно положил:
— Внучек, поди, боится с нами есть. Где ему с нами тягаться! Нас, лесных духов, чертей, поди, опасается. Лесной дух ест — одним краем рта куски хватает, другим краем кости выплевывает.
Поели, спать легли. Семиголовый менкв говорит:
— Внучек наш ко мне за пазуху пускай ложится. У меня ягушка в семь слоев, не замерзнет.
Эква-пырись к нему за пазуху залез и уснул. Настало утро.
— Внучек, вставай, эй, вставай! Что так долго спишь? С лесными духами спать, видно, не боишься.
Живо вскочил:
— Что, что, дедушка?
— Ты свою собачку привяжи к тому дереву, на которое я свой лук и стрелы вешал.
— Зачем это я ее туда привязывать буду? Что ты говоришь, дедушка?
Менкв не отвечает. Так больше ни слова не сказал и ушел.
— Ах ты, без отца, без матери! Да был бы ты здесь, я б все три твои головы натрое своим топориком изрубил! Говори! Коли лень было, зачем начинал?
Дрова рубить принялся. Тупым своим топориком рубит — только ели да лиственницы падают. Около полудня собака вдруг к тому дереву подбежала, на которое менкв свой лук да стрелы вешал, и лаять начала. Эква-пырись вверх глянул: на дереве черный-пречерный соболь сидит. В дом сбегал, взял свои рукавицы из осетровой кожи. Одну о другую потер — соболь наземь свалился. Шкурку содрал и в нярок под стельку спрятал.
— Старики лесуют, а я-то дома сижу. Мне могут ничего и не выделить. Что тогда бабке понесу?
Вечереть стало, трехголовый менкв пришел. Пришел, треухий котел за краешек схватил и разом выпил:
— Ага, внучек, теперь ладно. Горло немного смочил.
Вслед за тем и пятиголовый старик явился. Как прибежал, свой пятиухий котел за краешек схватил и одним духом проглотил, только пустой котел остался.
— Вот спасибо тебе, внучек. Воды выпил, горло смочил, теперь и язык шевелиться начал.
Только сказал, и старший, семиголовый менкв из лесу вышел. Как и первые, сразу котел свой семиухий подхватил, всю воду выпил. Выпил, говорит:
— Эге, внучек воды приготовил; как попил, так и горло отошло маленько. А то пересохло совсем.
Попили, распоясались. Как распоясались, так из-за пазухи у них соболя да белки посыпались. По стольку добыли, что звери до колен ворохами падали. Ободрали, мясо в котел свалили, на огонь повесили. Сварилось, есть стали. Семиголовый менкв мальчику опять отдельно положил:
— С лесными духами-чертями где ему в еде тягаться! Лесной дух ест — одним краем рта куски хватает, другим краем кости выплевывает.
Мяса наелись, насытились.
— Внучек, — старший менкв говорит, — ты сегодня опять в мою семирядную ягушку залезай, там не замерзнешь.
Эква-пырись за пазуху к менкву залез, уснул. Утро настало, проснулся.
— Что ты, внучек, до этакой поры спишь! Видно, нас, лесных чертей, не боишься!
— Чего мне бояться?
— Ты свою собачку, — говорит пятиголовый менкв, — подвяжи ужо к тому дереву, на которое я свой лук да стрелы вешал.
— А зачем я ее туда привязывать буду? Что ты говоришь, дедушка?
Менкв ни слова больше не сказал, ушел.
— Ах ты неладный! Был бы ты здесь, я бы своим топориком все твои пять голов поотрубал. Коли говорить тебе лень, зачем начинаешь?
Дрова рубить принялся. Около полудня собака лаять стала. Лает на то дерево, на которое менкв свои лук и стрелы вешал. Эква-пырись к тому дереву подбежал, вверх смотрит. Черный-пречерный соболь сидит. Домой сбегал, рукавицы принес, потер одну о другую — соболь с дерева наземь скатился. Шкурку содрал и в нярок под стельку засунул.
— Старики-то лесуют, а я все дома сижу. Они мне, поди, ничего и не выделят. К бабке с чем приду? Хоть этого соболя принесу — и то ладно будет.
Соболя спрятал, котлы снегом набил, на огонь повесил. Вечереть стало, трехголовый менкв прибежал. Прибежал, котел схватил, воду всю выпил:
— Ну вот, внучек, я и горло смочил. Спасибо тебе, воды наготовил.
Только успел это сказать, как второй менкв появился. И тоже, как лыжи сбросил, так к воде. К темноте и старший, семиголовый менкв пришел. Выпил свой котел воды, говорит:
— Спасибо, внучек, что воды приготовил, а то горло все запеклось. Ну, — товарищам говорит, — распояшемся.
Пояса как распустили, так из-за пазух соболя да белки посыпались. По стольку набили, что звери до колен ворохами падали. Семиголовый менкв свою котомку развязал, говорит:
— Ну, завтра домой пойдем. Третий день лесуем. Если четыре дня лесовать будем, в лесу и зверя не останется. Белка кончится, соболь кончится. Нам четыре дня лесовать запрещено.
— Внучек наш, — трехголовый менкв говорит, — к бабке своей придет, что принесет? С дедами своими в долю вошел, а что домой понесет? Еще денек полесуем.