Мифы, предания, сказки хантов и манси

Живут старуха и старик тундрового холма[280]. У них есть белоснежный ворон. По двум сторонам дома сплошная вода, земли совсем нет. Старик не выходит на улицу, не знает, какова местность около дома[281]. Пока они так живут, однажды с неба слышится какой-то шум. Старик выглядывает из окна: сверху, с неба, летит железная гагара, ныряет в воду, чтобы найти землю. Ходила-ходила, вынырнула — никакой земли не нашла. Вдохнула-вдохнула, опять нырнула в воду. Ходила-ходила, вынырнула — опять пусто, нету земли. Немножко вдохнула, третий раз нырнула, а когда вынырнула, так вдохнула, что горло лопнуло[282], но в клюве у нее была крошечка земли. Взлетела и удалилась в сторону неба.

Старуха и старик легли спать. На следующий день, когда они встали, с неба снова слышится какой-то шум. Старик смотрит в окно: с неба вниз летит гагара[283]. Ныряет в воду. Ходила-ходила, когда вынырнула, ничего у нее нет, пусто. Немножко вдохнула-вдохнула, снова нырнула в воду. Снова ходила-ходила, когда нырнула, тоже ничего нет. Немножко вдохнула, третий раз нырнула, когда вынырнула, так вдохнула, что макушка лопнула[284]. В ее клюве — большой кусок земли. Клюв обтерла об угол тундрового холма, потом улетела в сторону неба.

Старуха и старик легли спать. На следующий день, когда они встали, земля была шириной с подошву. На второй день, когда они встали, земля уже была насколько хватало глаз — настолько она увеличилась. На третий день старуха и старик смотрят в окно: воды совсем нет, все стало землей. Старик говорит белоснежному ворону:

— Иди-ка посмотри, какой величины стала земля.

Ворон улетел, полчаса летал — земля такой величины стала. Старуха и старик легли спать. Снова встали, снова посылают ворона, чтобы посмотреть величину земли. Ворон с дороги вернулся только к полудню — такой величины земля стала. На третий день, когда они встали, снова говорят ворону:

— Иди-ка посмотри, какой величины земля стала.

Его все нет и нет, так и завечерело. Время спать ложиться, тут он, почерневший, прилетел. Старик говорит ворону:

— Ты что-то наделал в дороге.

Говорит ворон:

— Что я мог наделать? Один человек умер, я поел немного, из-за этого, что ли, я почернел?

— Если ты ел человека, то убирайся отсюда. Настанет на свете век человека, настанет на свете время человека, и не сможешь ты добывать лесного зверя, не сможешь добывать речную рыбу, на том кровавом месте, где человек добыл лесного зверя, ты и утоляй голод. А в другие дни ложись голодным.

Ворон улетел в лес, до сих пор там живет. Теперь старуха выходит из дома. Когда заходит, говорит старику:

— Старик, за домом вырос куст.

Старик говорит:

— С теми корнями, что есть, с теми ветвями, что есть, заноси его.

Женщина выкопала дерево, занесла. И старик узнает его: это кедр[285]. Говорит старухе:

— Выноси и посади туда же.

А старик-то сам не выходит из дома. Легли они спать с женой. Когда он встал, жены нет. Ушла она куда-то, что ли? Старик не выходит, так и живет дальше. Живе так четыре-пять недель, заскучал. Хотя ему нельзя выходить, в этот день он вышел искать жену. Подошел к двери, жена на улице, слышно, говорит:

— Не выходи, мой сынок уже дорос до охоты на белок. Я через неделю зайду, а ты не выходи[286].

Неделю она прожила, потом зашли мать с сыном. Сын уже бегает. Песенный человек, сказочный человек разве долго растет? Старуха и старик дальше живут-поживают. Их сын дорос до охоты на лесного зверя. Из сердцевины ствола, обструганного на стружки, делают ему лук, из сердцевины ствола, обструганного на стружки, делают ему стрелу. Начал он охотиться в речном краю, в лесном краю.

Говорит старик:

— Какое имя мы дадим нашему сыну?

Старуха говорит:

— Если бы у нас была дочь, я бы дала ей имя, а мальчику пусть отец дает имя.

Говорит старик:

— Какое имя я дам? Его имя пусть будет Тарыг-пещ-нималя-сов[287].

Тарыг-пещ-нималя-сов идет в лес. Наполняет многие амбары горного края, наполняет многие амбары лесного края; соболь, лось просто сами падают. Пока он так ходил, захотел воды попить. В одном месте нашел свободную ото льда речку, прилег, чтобы попить, оттуда смотрит бородатый человек. Отпрянул в страхе. "Здесь, наверно, какая-нибудь чертова река, — думает, — в ней черт, здесь нельзя пить"[288]. Пошел, прорубил лед на озере, снова прилег попить. Снова оттуда смотрит бородатый старик. Снова думает: "Это какое-нибудь чертово озеро". Потом ушел на Обь. Oн дошел до середины Оби, прилег, снова бородатый человек смотрит на него. Он ощупывает себя — это его же борода отражается. Попил обской коды, потом пошел домой. Зашел, присел на скамейку, как без рта, как без языка: о чем бы мать его ни спрашивала, он ничего не говорит. Говорит мать:

— Раз не говоришь, то как попадешь когда-нибудь в беду, то вниз тебе не уйти, вверх тебе не уйти.

Говорит отец:

— Ты сел, как без рта, как без языка, неужели ты плохо думаешь о нас?

Только теперь заговорил сын:

— За время, пока моя борода так выросла, неужели ты не знал про женский край, где женщины ходят?

Отец говорит: